Лицо у него горело. На вид пареньку было лет четырнадцать-пятнадцать, не больше. Совсем еще мальчишка.
Дерри, крякнув, соскочил со своей клячи, отдал поводья одному из караульных и, подойдя поближе, сверху вниз посмотрел на паренька, которого удерживал второй часовой. Рядом флегматично топталась мышастая лошадь, губами выковыривая из-под снега траву. Под глазом мальчика расплывался синяк, полученный невесть где (впрочем, догадаться несложно).
– Как тебя звать, молодец? – спросил Брюер.
– Натаниэль Энсон, сэр. Попросите этих… людей меня выпустить. Я посыльный и герольд милорда Джона Клиффорда.
– Вот как? Клиффорда? Так ведь он сейчас в Феррибридже, с каким-то пустячным заданием. Тебе лучше искать его там.
– Нет! Я прибыл как раз оттуда! С сообщением для лорда Сомерсета.
– Сомерсет – человек занятой, сынок, – сказал Дерри, глядя на парнишку с обновленным интересом. – А сообщение тебе лучше передать мне. Я доведу его до нужных ушей.
Мальчик Энсон провис в лапищах часового, как узник в оковах. По всему было видно, что он разрывается от желания сказать и от понимания, что его не пустят дальше караула, если он не выдаст хотя бы толику своих сведений.
– Авангард армии Йорка подошел к реке Эйр, – начал рассказывать юный герольд. – Часть его людей перешла через реку ниже по течению и сейчас угрожает отряду моего господина, который сильно уступает в численности. Сэр, вы теперь понимаете важность моих слов?
– Понимаю, – кивнул Дерри. – Но и при этом мы не пропускаем взбалмошных юношей в самое сердце военного лагеря только из-за того, что они криком кричат, чтобы их пропустили, – тебе это понятно, сынок? Мы действуем по уложению, а иначе такие юноши могут ненароком получить в грудь стрелу или вон синяк под глаз. Тебе это понятно?
Паренек, пламенея лицом, промямлил что-то согласительное.
Брюер мотнул головой одному из часовых:
– Уолтон, в путь. Бери коня этого пострела и передай новость о Йорке Сомерсету и капитанам, а еще лорду Перси, если застанешь его. Пусть выставят вокруг лагеря защиту или выйдут навстречу врагу – это уже их забота, а не моя.
Часовой вскочил на лошадь Энсона, отчего животное строптиво дернуло головой, а паренек возмущенно вскрикнул. Дерри на всякий случай ухватил его за кожушок, чтобы тот не скакнул следом.
– Ну так что? – продолжил он, когда спина часового скрылась за снежной пеленой. Чувствовалось, что Натаниэля бьет сильный озноб, а пот на его теле в ходе дикой скачки заиндевел в ледок. Решительность этого паренька впечатляла, хотя не отвлекла шпионских дел мастера от основной темы.
– Так ты говоришь, лорд Клиффорд под угрозой? – напомнил он. – Расскажи подробней.
– Перед тем как уехать, я видел, как вдоль нашего берега растянулись две, а то и все три тысячи войска. Видно, они нашли брод…
– Да, он там есть, при Каслфорде, – подсказал Дерри. – Примерно три мили к западу. А сколько молодцов было у лорда Клиффорда?
– Сотен пять, сэр. Не больше. Всего по одному на дюжину врагов! Там такое творилось… куча мала. А теперь прошу, отпустите меня! И дайте мне хоть какую-нибудь лошадь… Та, между прочим, была моя собственная, мне ее подарили. Я хочу вернуться к своему господину и, уж если так суждено, пасть вместе с ним.
– Боже правый! – воскликнул Брюер. – А ты, я вижу, образован. Ты, случайно, не бастард
[29] твоего господина? Нет? Или может, катамит?
[30] Не сказать, чтобы я горел к твоему барону любовью, но я не слышал, чтобы он увлекался…
Влепленная мальчишеской рукой оплеуха Дерри подивила. Энсон привстал на цыпочки и наладил ее со всей силой, на какую был способен. Держась за щеку, шпионских дел мастер заулыбался.
– Да как вы смеете, сэр! – вспыхнув, напустился на него Натаниэль.
Брюер рассмеялся, а затем вскинул кулак. Паренек подавил в себе позыв съежиться и напрягся, готовый с презрением встретить любые зуботычины. Но Дерри вместо этого выпустил его кожушок, отчего Энсон шлепнулся и завозился в попытке встать.
– Сынок. Для спасения твоего господина от его собственной дурости мне понадобится собрать огромное число жестких и буйных людей, и уже с ними скакать на выручку. Можешь это ему передать. Так что ступай, иди обратно вдоль дороги, пока не замерзнешь до смерти в этом снегу. Ступай, чего стоишь! Сообщение ты передал. Я – мастер Брюер, распорядитель при короле Генрихе. И тебя я не подведу.
Последнее он сопроводил размашистым жестом. Паренек вскочил и унесся прочь в снежно-белое пространство.
Какое-то время Дерри ждал, пока не стало ясно, что мальчишка не возвратится. Когда воцарилось безмолвие, шпионских дел мастер повернулся к часовому, который все так же стоял и смотрел в ожидании приказаний.
– Ну, что скажешь? – спросил Брюер.
Тот в ответ молча пожал плечами. Такое отмалчивание Дерри не устраивало, и он подошел к часовому вплотную. Тот был заметно выше.
– Как там твоя жена? Кажется, ее зовут… Этель? Прекрасная женщина, крепкого сложения. К тому же рукодельница.
Часовой, зардевшись, отвел глаза.
– Нет, мастер Брюер. У нее другое имя. И угрожать мне, прошу, не нужно. Я ничего не видел. И не слышал.
– То-то. За это, сын мой, тебе причитается монета. Я не люблю угрожать хорошим людям, хотя напоминать иной раз не мешает. Ты хотел бы разузнать, как обстоят дела у лорда Клиффорда?
– Никак нет, мастер Брюер. Мне это совершенно безынтересно.
– В этом суть, сын мой. Бог дает, и Бог берет. Главное – оказаться именно там и тогда, когда Он дает… И где-нибудь в другом месте, когда Он все отнимает.
Шпионских дел мастер с хохотком потер себе щеку, которую все еще щипало от мальчишечьей оплеухи. Зимний холод превращает бой в сплошную муку, ослабляя людей так, что раны саднят сильней, а ноги и руки немеют и теряют подвижность. Видно, не зря войны воюются весной и летом – все, что угодно, лишь бы не гибнуть на синеватом окровавленном снегу.
Сомнения отставить, с решением Дерри определился. Решение было таким: не делать ровным счетом ничего. В эти самые минуты в считаных милях к югу захлебывался отчаянием лорд Клиффорд, тщетно ища королевский лагерь в мире, где все, как саваном, подернуто белизной. Этой мысли Брюер рассмеялся вслух. Нет человека, более достойного такой участи.
17
Клиффорд вновь натянул поводья, вслушиваясь. Удивительно, насколько снегопад гасил все звуки! Слышалось лишь собственное дыхание под шлемом, пока он не снял его и не огляделся, напряженно выискивая хоть какой-нибудь источник звука. Тишина висела мягким бархатом, окутав собою все вокруг. Снег сам по себе привносил и даже как-то приумножал безмолвие, отчего, казалось, преувеличенно звучно всхрапывал конь и скрипели доспехи. Ощущение было такое, будто едешь по бескрайней, безликой равнине – совершенно пустой и чуждой, без всяких признаков людского присутствия. Хотя именно здесь, где-то в этих местах, сближались две огромных рати, готовясь с лязгом и грохотом сойтись и истребить друг друга. Но где они? Никаких следов. В душу вкрадывалось недужное ощущение, что он не просто заплутал, а еще и повернул назад. Конь его сошел с дороги уже невесть когда, а следы копыт замело. Толщина снежного покрова на земле дюйма три, не меньше, а может, наоборот, в три раза больше, кто его знает… Вот так блуждаешь кругами, пока не наткнешься на врагов, или, что более вероятно, закоченеешь до смерти. Эта мысль вызывала яростное неприятие, но не оставалось ничего иного, кроме как ехать, высматривая хоть какие-то признаки королевского лагеря. Десяток миль никогда еще не казался расстоянием столь неодолимым, как в это утро. Сам воздух будто поглотило безмолвие.
