Король с королевой пребывали в безопасности города Йорка, в восьми-девяти милях отсюда. Армией командовал Сомерсет, и с ним по центру находились граф Перси, дюжина баронов и десятки бывалых капитанов. При известии о приближении большой рати Генри Бофорт вывел свою армию из лагеря в окрестность деревушек Таутон и Сакстон и поставил ее на блеклую, скованную морозом землю. По его приказу боевой порядок построился на пустыре с клочковатым кустарником и нисходящим на юг склоном. При виде своего воинства Сомерсет благоговейно покачал головой. Всего шесть лет назад Уорик с Солсбери и Йорком бросили при Сент-Олбансе вызов королю с какими-то тремя тысячами человек – и оказались близки к победе.
Герцог оглядел три квадрата, каждый из которых составляли, по меньшей мере, двенадцать тысяч человек. Местоположение для них он подобрал удачное: фланги защищены слева болотами, а справа Кок-Беком – рекой, быстрой и полноводной от всего того снега, что натаял в ее водах. Сердце радовалось при виде пыла и стоического терпения в людях. Эти будут стоять за короля Генриха непоколебимо. Они верны. Единственным, что вызывало лютую досаду, была погода. На Сомерсете были надраенные пластинчатые доспехи с подложкой из кожи и толстой ткани, призванными гасить удары, которые иначе могут оказаться смертельны. К тому же ткань защищала от стужи гораздо лучше, чем слои шерсти и заскорузлых котт, какие носили копейщики вместе с разве что еще мешковатыми штанами и кожухами, от которых защиты всего ничего. Драться в зимних условиях им не приходилось, и в этом крылся подвох. Даже самые бывалые капитаны не знают, что лучше делать солдатам в мороз – жаться на корточках, стоять или топтаться на месте, чтобы не замерзнуть до смерти. Вероятно, имело бы смысл погонять их по кругу, но это чревато потерей сил и путаницей рядов и позиций. Кое-кто из видавших виды говорил, что пот – это потаенный враг и что если человек разгорячается в сильный холод, то пот на его коже имеет свойство замерзать и попросту выхватывает человека из жизни. Сейчас, пока длилось ожидание, ветер усилился и участил свои порывы, хлеща и жаля лица кристалликами льда. Многие из солдат стояли, загораживаясь от него руками и сузив глаза.
Сомерсет отрывисто мотнул головой. Он стоял и ждал с самым большим войском из когда-либо собранных – под сорок тысяч человек с мечами, топорами и луками. Было ему и благоволение короля с королевой (особенно со стороны Маргарет). Однако мороз и снег вынуждали его во всем этом усомниться. Холод подтачивал уверенность, словно бы Генри выдыхал ее вместе с облачками пара, образующими под шлемом студеные капли. Сказать по правде, герцог страдал не так сильно, как те, кто был старше возрастом. Некоторые из его рядов сплошь состояли из красномордых горожан лет за сорок – тех, кто сгоряча выступил за монаршую чету, но не ожидал, что придется вот так торчать в угрюмом безмолвии на морозе, в компании с одним лишь свистом ветра.
– Сто-ой! – грянуло вдруг где-то за белой пеленой, отчего сердце у Сомерсета тревожно сжалось. Его испуг передался коню, который взбрыкнул и загарцевал вбок. Видно было, как передние ряды недоуменно переглядываются – мол, кто это сказал? Все слышали?
– Лучники, натянуть тетивы! – прогремел тот же голос, властно и близко. – Стрели! И натягивай, и стрели! Ну-ка дружно! Р-раз, два!
Генри Бофорт рывком развернул коня на голос и прищурился сквозь буран, но ничего не разглядел.
– Укрыться! – крикнул он оторопевшим капитанам. – Поднять щиты! Лучники – вперед, сюда! Лучникам, лучникам стрелять ответно!
У копейщиков щитов не было. Длинные древки-шесты, столь эффективные против конницы, для балансировки тяжелого наконечника требовали обеих рук. Обеих рук требовали и секиры с топорами, как у дровосеков при рубке деревьев. Люди пораженно застыли, и тут всех пронзил ужас перед лучниками: все заслышали знакомое заунывное пение стрел. Шелест их полета заполонил воздух, и люди стали бросаться наземь, прикрывая руками головы, или съеживаться, чтобы уменьшиться в объеме. Капитаны Сомерсета пинками поднимали их обратно на ноги, рыча, чтобы они стояли, как подобает мужчинам. Сам Бофорт глянул вверх, в молочную слепую белизну, откуда доносилось приближение стрел. Ужас кромешный.
Из-за скорости различить их в полете было невозможно. Из снежной завесы они выныривали мгновенными тенями и уже в следующий миг представали воочию, напряженно дрожа в стылой земле или в плоти под страдальческие вопли тех, в кого вонзились. Сомерсет пригнулся, чувствуя, как они тарабанят по его плечам. Каждая пластина его доспеха была закруглена и отполирована, чтобы не давать стрелам зацепиться. За это он возблагодарил небо, но уже через секунду чертыхнулся, когда его бедро прошила боль. Глянув вниз, он ахнул: конечно же, там виднелся белый султанчик оперения! Одна из стрел пробила железо, через кожу и дерево пригвоздив ногу Генри к седлу. Рыча проклятия, он ухватился за черенок и стал тянуть его, пока в алости крови наружу не показался наконечник, похожий на шило, гладкий и проникающий. Оставалось лишь облегченно вздохнуть, что он без шипов. Шипения Сомерсета никто не услышал: вокруг сотнями вопили, орали и стенали, умирая на глазах; вот тело и конечности исступленно извиваются и дрыгаются, затем движения становятся все медленней и как бы неохотней и, наконец, замирают.
– Здесь отходим! – проорал герцог. – Лучники, стрелять в ответ! Лучников сюда!
Единственными, кто мог пресечь этот град, были его собственные лучники, способные пересилить его своим напором. Они уже проталкивались вперед, хотя стрелы врага по-прежнему сеялись неисчислимым множеством, нескончаемым, как этот треклятый снегопад. Вся земля была утыкана и усыпана рябыми перьями и черными стеблями, замаранными кровью или обломанными о металл. Передние ряды, сминаясь, отступали от смерти, не способные разглядеть ее или хотя бы от нее укрыться. Внезапность атаки ужасала, ввергала в оторопь, в ступор страха. Между тем со времени первого залпа прошли считаные минуты. Сейчас стрелы висели тучей, падали каждое мгновение, но это не могло длиться долго. На это и делалась ставка. Скоро колчаны врага опустеют, и выхватывающие стрелы пальцы лучников наткнутся на пустоту. И когда это произойдет, на повинные головы посыплется ураганный ответ. Что посеешь, то и пожнешь.
Постепенно напор действительно стал спадать. Стрелы иссякли, как последние капли летней грозы, оставив после себя сотни и сотни недвижных, протяжно стонущих тел. Бог весть сколькие из них истекут кровью или замерзнут на обледенелой земле. Между тем через них с руганью пробирались вперед лучники, пробным натяжением тетивы готовившие луки. Их было столько, что сердце у Сомерсета взыграло злорадством: кара будет что надо! Оставалось лишь уповать, что ответ Йорку с Уориком последует в том же духе: гибельный железный шквал из неразличимой завесы.
Герцог Сомерсетский дождался, когда грянут первые залпы – тысячи стрел, а следом еще и еще. Смертоносный ливень, отмщение, как минимум, равное той пагубе, что обрушилась на его собственное построение. Вот так и надо. Раненая нога онемела, и кровь хлюпала в железном башмаке, однако Генри Бофорт вскинул руку, подзывая для раздачи приказов посыльных. При этом он не сводил глаз со своих лучников – как те ладно, раз за разом, поднимают к небу луки и насылают тучи стрел на головы врага.
