Не произнося больше ни слова, Маргарита Анжуйская, крепко ухватившись за поручень, шагнула на корабль, а двое матросов отдали швартовы и с ловкостью обезьян запрыгнули следом на борт. Ветер и отлив уносили Маргарет во Францию, в Сомюр – вотчину ее детства, где ей предстояла встреча с отцом. Старый сквалыга, конечно же, набросится на нее с упреками за промахи – хотя мало у кого были такие же достижения и победы. Она была королевой Англии, и десятки тысяч сражались и погибали за ее имя, за ее честь. При этой мысли Маргарет вновь горделиво подняла голову, изгоняя отчаяние вместе с тем, как набирал силу вольный морской ветер.
Ее сын Эдуард, едва ощутив движение, забегал по палубе, свешиваясь над бортом поглядеть в темную воду, расходящуюся пенными бурунами. Мальчик взволнованно и радостно подзывал к себе мать, чтобы она тоже посмотрела. Весна была уже в пути, и от этого в сердце у Маргарет теплилась пока еще неуверенная радость. На оставшихся у причала людей она больше не оглядывалась.
Часть вторая
1464
Через три года после Таутона
22
– Кто эта женщина? – вопросил король Франции Людовик, томно обмахиваясь веером в недвижном, густом от жары воздухе дворца. – Писать мне со столь недопустимой частотой, докучать мне таким вот образом?
– Маргарита Анжуйская вам кузина, Ваше Величество, – подавшись к монаршему уху, шамкающим шепотом подсказал канцлер. Людовик обернулся с нетерпеливо-насмешливой гримасой.
– Я прекрасно знаю, кто она, Лалонд! А вопрос мой прозвучал, так сказать, théorique
[36] или даже скорее rhétorique
[37], учитывая то, что никто из вас, похоже, не способен четко истолковывать ход моих мыслей.
При дворе поговаривали, что канцлеру Альберу Лалонду от роду лет восемьдесят, а то и все девяносто – толком это даже было неизвестно. Движения и речь его отличались неспешностью, если не сказать медлительностью, но кожа этого человека была на удивление гладкой, а морщины столь мелкими, что оставались невидимы до тех пор, пока он не начинал страдальчески морщиться от боли в двух своих коренных зубах, которые еще уцелели. Сам же он утверждал, что ему всего шестой десяток, даром что все друзья его детства давно перекочевали на тот свет. Кое-кто при дворе говаривал, что старик канцлер застал по молодости еще строительство Ноева ковчега (хотя это, наверное, все же было преувеличением). Король Людовик терпел Лалонда за рассказы о детстве и отрочестве своего отца. Они отчего-то вызывали в нем симпатию, хотя канцлеру такие россказни вроде как не по чину.
Французский король завороженно наблюдал за жеванием беззубого рта старика, которое в жару становилось особенно заметным. Верхняя и нижняя губы скользили друг по другу с мягкостью поистине необычайной – зрелище столь увлекательное, что Людовик отвел глаза даже с некоторой неохотой. Дело в том, что его дожидалось с полдесятка маркизов, которые в совокупности сочетали в себе денежные состояния и воинские формирования без малого всего королевства, стоило лишь королю выказать в них надобность. Людовик отер по всей длине свой внушительный нос, задержавшись на его лоснящемся кончике, который задумчиво почесал большим и указательным пальцем.
– Ее отец, герцог Рене, отнюдь не глуп, несмотря на все свои несбывшиеся притязания на Иерусалим и Неаполь. Однако не будем подвергать человека критике за пылкость амбиций. К тому же это означает, что нельзя подозревать в нехватке сметливости и его дочь. Она знает, что я вряд ли озабочусь подыскиванием пары ее сыну – мальчику без земель, без титула и без монет! Меня, признаться, заботит другое: король Эдуард, монарх Англии. С какой стати я должен избрать поддержку этого нищего принца Ланкастера? Зачем мне вступать в раздор с Эдуардом Плантагенетом, причем в самом начале его правления? Править ему предстоит долгие годы, Лалонд. К моему двору он присылает своего друга Уорика с запросом насчет принцессы, с предложением даров и островов, да еще изливает мне на уши лесть о столетии мира после столетия войны. Все это, безусловно, ложь от начала до конца, но что за ложь! Какой красоты и витиеватости!
Король поднялся с трона и принялся расхаживать, снова обмахиваясь веером. Маркизы и те, кто находился у него в услужении, поспешно отстранились, чтобы невзначай его не задеть – а то, глядишь, разбушуется.
– Стоит ли мне посылать такого короля в руки моих недоброжелателей? – продолжал Людовик. – Сомнений не держу, мессиры, что герцог Бургундский или маркиз Бретани охотно откликнулись бы на его предложение. У всех моих непокорных герцогов есть незамужние дочери или сестры. А тут вам Эдуард, король Англии, да еще без наследника…
Веер колыхал воздух слишком вяло, и Людовик промокнул свежую испарину на лбу шелковым платком.
– Кузина Маргарита насчет всего этого прекрасно осведомлена, и тем не менее, Лалонд… и тем не менее, она спрашивает! Как будто… – Он поднес палец к губам, прижав его посерединке. – Как будто ей известно, что другом этого двора Эдуард никогда не станет. Как будто я должен ее поддержать и знаю, что иного выбора у меня нет. Все это весьма странно. Она не упрашивает, не умоляет, хотя ей не оказывается никаких благоволений, а единственные поступления, которые у нее есть – это скромная рента от ее отца. Единственное, что у нее есть предложить, – это ее сын. – Неожиданно на лице короля заиграла улыбка. – Это все равно что ставки в игре, Лалонд. Она говорит: «Мой маленький Эдуард – сын короля Генриха Английского. Найди ему жену, Луи, и возможно, когда-нибудь тебе воздастся сторицей». Только вот шансы мелковаты – разве нет, Лалонд?
Пожилой канцлер посмотрел на монарха из-под приопущенных век. Прежде чем он успел ответить, Людовик с патетическим отчаянием всплеснул руками:
– Она ставит на свое будущее, опираясь на мою неприязнь к английским королям! Будь у меня дюжина незамужних сестер, я, быть может, и подумал бы, не отдать ли одну из них за ее сына. Но многие из них умерли если не на моих глазах, то на моей памяти, Лалонд. Вам это известно, как никому другому. Близняшки, затем бедная Изабелла… А взять трех моих собственных детей, Лалонд! Я передержал на этих самых руках больше детских тел, чем пожелаю любому отцу!
Король приумолк, оглядывая огромную пустующую залу своего дворца. Все присутствующие здесь смолкли и стушевались, чтобы не прерывать ход монаршей мысли. После того как минула, казалось, целая вечность, он откашлялся и передернул плечами.
– Ладно, довольно. Ум мой колет меня старыми огорчениями. Как здесь жарко! Нет. Миледи Маргарита будет разочарована. Составьте ей ответ, Лалонд, выразив мои бесконечные сожаления. Положите ей небольшой пенсион. Может, хотя бы после этого она перестанет меня донимать.
