Ричард остался в темноте один, будучи не в силах даже представить, что ему с восходом солнца говорить французской депутации.
24
Румяные от гордости и смущения, музыканты удалились, воздев над собой инструменты, – их уход сопровождался восторженным ревом. Восторгу способствовали и вино с элем, которые весь вечер текли рекой, не минуя ни одной пустующей кружки. За свечами на столе в пятнах света появлялись и удалялись темные фигуры, снова и снова наполняя кувшины и заменяя пустые блюда полными. Сорок гостей за обширным столом короля Эдуарда пребывали в превосходном и шумном настроении. Здесь с восторгом внимали рассказам каждого из мужчин о проявленной храбрости, а затем о том, как он давал деру. Первые сопровождались торжественными тостами и восславлением добродетелей, вторые вызывали задорный смех. Большинство присутствующих сражались в битвах или на турнирах. Меж собой у них имелись тысячи таких побасенок, и они лились без конца под пьяный гогот и вытирание замокревших глаз.
Король Эдуард холщовой тряпицей отирал с губ куриный жир, благодушно слушая во главе стола всю эту околесицу. Его жена сидела по правую руку и время от времени скрытно притрагивалась к его ладони: момент сокровенности, показывающий, что она думает о муже даже среди всего этого глумливого гвалта, смеха, божбы и сквернословия.
– Ну что, моя очередь? – рыкнул из-за стола ее отец, взмахивая кружкой так, что вино посеялось красными брызгами. – Ох, ущучили вы меня: прямо не знаю, что и сказать. Я не бегал ни от кого. Верите, нет? Ни от ко-го, клянусь честью!
Барон Риверс встал, грузно покачнувшись, и вызвал шквал восторженных возгласов.
Элизабет укрыла голову рукой, охваченная разом смехом и смущением. А барон покачивался, помаргивая в попытке припомнить, что он такое хотел сказать.
– Ах, да. Ни от одного мужика! А вот от бабы разок бегал. Жена рыбака, бабища во-от с такими ручищами, толще моих. Застукала меня со своей дочкой. Мы с ней терлись не хуже двух ножиков – вжик! вжик друг об друга! – под лодкой на берегу. О, благословенная молодость! За вас! И вот, стало быть, запах. Такой, знаете, запах рыбы там стоял, что у меня самого чуть стоять не перестало…
– Отец! – взмолилась Элизабет.
Барон Риверс примолк, таращась сверху на дочь мутноватыми слезящимися глазами.
– Что, далеко зашел? Да не-ет! Моя дочь, она создание нежное, особенно как мать двух отменных сыновей. По кружке моим внукам! Пускай знают, что на женщин у мужиков должны быть ибкие… то есть гибкие, как угри.
Поднялся невыразимый гвалт смеха, а Элизабет снова спрятала голову за согнутой в локте рукой. Двум ее мальчикам невыразимо льстило упоминание о них деда, и они приняли поданные им кружки с элем. При этом сочувственно переглянулись (до этого обоим уже пришлось сблевнуть в саду). Но как-никак они сидели с самим королем Англии и не могли ответить отказом на поднятый в их направлении кубок.
Уорик, как мог, участвовал в общем веселье, улучая моменты молчаливого общения со своим братом Джоном – где кивком, где взглядом. Новоиспеченная королева, едва прошла весть о предстоящей женитьбе, притащила в Лондон считай что всю свою родню. Не прошло и месяца, как уже не менее дюжины Вудвиллов расселились в палатах и особняках столицы, от замка Байнард до Тауэра и самого Вестминстерского дворца. «Ни дать ни взять голодные крысы, нашедшие дохлую кобылу», – так думал Ричард Уорик, хотя вслух такую мысль, разумеется, не оглашал, даже своему брату.
Граф исподволь оглядел братьев и сестер новой королевы. Половина из них уже осваивались в новой для себя роли хозяев жизни, что оборачивалось недурным доходом. Так, сестра Элизабет заделалась при ней же фрейлиной с жалованьем сорок фунтов в год.
В сущности, эти бесцеремонные люди с грубыми манерами представляли собою селян. Нынешнее лето приносило хороший барыш на зерне и фруктах, и деньги на Вудвиллов сыпались дождем. Что же до короля, то он в своей избраннице души не чаял и потакал любой ее прихоти, невзирая на то, что те желания беззастенчиво направлялись на благо ее родни. Кроме того, она не теряла времени даром и быстро забеременела. Округлость живота уже угадывалась под новыми, кроенными специально для нее платьями. Эдуард, само собой, ходил гордый, как петух, и сдувал с жены пылинки. Уорику оставалось только улыбаться и помалкивать в присутствии представленных здесь знатных титулов, пожалованных людям, которые еще недавно были не более чем мелкими земельными арендаторами.
Эдуард сидел, подперев свою крупную голову кулаком, и смеялся чему-то, сказанному вполголоса невестой. Ее золотисто-рыжие волосы – и в самом деле необычный оттенок – растекались по столу. На глазах у Уорика молодой король потянулся и стал забавляться с ее локоном, бормоча что-то ласковое и вместе с тем скабрезное (судя по тому, как королева зарделась и шлепнула его по ладони). Ричард полагал, что их увлеченность друг другом не дает им замечать окружающее, но от Элизабет его внимание не укрылось. Когда Эдуард повернулся к слуге распорядиться принести еще вина, Уорик оказался пойман ее спокойно-пристальным взором.
Он вспыхнул, словно застигнутый за чем-то недостойным, чем-то бо́льшим, чем просто наблюдение, и медленно поднял кружку в направлении королевы. При этом взор Элизабет сделался холоден, но затем она улыбнулась, приоткрывая свою необычную красоту. Кожа ее была бледна, с крохотными крапинками перенесенной оспы на щеке. Рот, пожалуй, был тонковат, зато карминные губы столь красны, словно она их искусала. Однако больше всего внимание привлекали ее глаза – с тяжеловатыми веками и как будто дремливые. В них было что-то недоброе (в уме у Уорика почему-то возникла картина будуара), но вот она приподняла свой кубок и накренила его в направлении графа, как соперник на турнире перед броском. Ричард сделал несколько крупных глотков, и Элизабет не отстала от него. При этом красное вино сделало ее губы еще пунцовее.
Уорик глянул на Эдуарда едва ли не с нервозностью – настолько интимной показалась ему эта немая перемолвка. В это время король был занят тем, что, откинув голову, пытался поймать ртом подкинутый кусочек пищи. Уорик на такую дурашливость лишь усмехнулся. При всей своей шумливости и пьяных забавах Эдуард избрал женщину, являющую собой мезальянс во всех отношениях. В мужчине зрелого возраста такой поступок действительно вызывал бы восхищение: умеренное преобладание любви над родовитостью или богатством. А вот мальчишеская порывистость Эдуарда доверия особо не вызывала.
Точно так же, как в битву при Таутоне (которую он выиграл), Эдуард ринулся в брак с малознакомой женщиной. Само число Вудвиллов, заполонивших королевские дворцы, вызывало у него удивление не меньшее, чем у остальных, но он лишь снисходительно покачивал головой и удалялся в приватные покои, давая там себя развлекать своей многоопытной жене.
Уорик подался вперед, во время жеста расплескав вино, в то время как молодожен в порыве похожего на крик пения перевернул блюдо с ветчиной, которое упало и с треском разбилось. Ричард на это тихо выругался, чувствуя, что Элизабет по-прежнему за ним наблюдает. Его роль в жизни ее мужа эту женщину, похоже, озадачивала: она не видела причины для тайных встреч короля с Уориком и еще несколькими людьми. Тайный совет на этом основании распущен не был, но в предыдущие три месяца ее влияния при дворе Эдуард посетил его лишь единожды. Если какой-нибудь законопроект требовал его внимания, то он должен был выкладываться ему лично, и Элизабет при этом нередко присутствовала, проглядывая вполглаза пергаменты и вынуждая мужа разъяснять ей их суть.
