* * *
Виндзорский замок был одновременно крепостью и родовым гнездом, однако тепло, увы, среди его атрибутов никогда не значилось. И всякий раз, когда страна поворачивала к предзимью, а дни становились короткими и морозными, ко всем обитателям замка неизбежно возвращалась память о Таутоне, оживая тревожными снами о снеге и крови.
Облокачиваясь о голую каменную стену со своим братом Джорджем, Уорик знобко подрагивал. За прошедшие год-два архиепископ Йоркский заметно раздался вширь, хотя иной раз, когда выпадала возможность, все еще фехтовал до пота со своими братьями. Однако с прибытием ко двору Вудвиллов таких часов досуга выпадало все меньше.
– Право, как странно, – поделился Джордж своими мыслями. – Летом я сетовал на жару. Помнится, она казалась мне невыносимой, но память о ней сейчас кажется чем-то неправдоподобным. Когда земля белеет, а воздух становится морозным, я внушаю себе, что многое отдал бы, чтобы снова поистекать потом – но если б такое произошло, я, несомненно, вновь изнывал бы по возвращению таких вот холодов. Человек – ненадежное создание, Ричард. Переменчивое. Пусть и не весь род человеческий, но, во всяком случае, архиепископы.
Приязненно глядя на брата, Уорик усмехнулся. В своем сане архиепископа Джордж обладал большой силой и влиянием – этим его превосходили лишь кардиналы в Риме. Однако он сохранял в себе дух молодости и улыбнулся сейчас брату с проказливой смешинкой. Дрожали же они оба оттого, что в помещениях рядом с королевским залом аудиенций перестали топить камины.
Ричард Уорик томился здесь уже с час, а казалось, что не один, а все шесть. Когда его брат с тоской припоминал о лете, сам Уорик вспоминал времена, когда он мог являться к королю запросто, без объявления, а не отираться вот так, как обыкновенный слуга, в приемных покоях, где зуб на зуб не попадает.
Причина этой перемены загадкой не была. Произошла она довольно быстро, и Ричард был вынужден наконец признать, что его опасения были небезосновательны. Элизабет. Влияние Невиллов на своего мужа она сочла чрезмерным и решила постепенно избавиться от него. Иначе нет объяснения тому, зачем и как она разместила при дворе свое семейство, будто фигуры на доске. Не прошло и года после ее появления при дворе, как ее отец уже возвысился до графа Риверса и стал королевским казначеем. Две ее сестры повыходили замуж за отпрысков влиятельных, тщательно отобранных семейств. Можно только представить, сколько времени она провела в Тауэре, выискивая фамилии, способные внести в копилку ее родни новые титулы. Так ее сестрицы прибрали к рукам дома и земли, которые в ином случае возвратились бы короне, а в одном так и вовсе достались бы кузену из Невиллов. Рот Уорика скривился в гримасе. Хотя чего тут гримасничать: можно подумать, он сам не поступил бы точно так же! Своего мужа Элизабет чувствовала вполне себе тонко, ну а Эдуард несколько вольно разбрасывался наградами за ублажения на супружеском ложе. Получается, Невиллам оставалось только терпеть – а куда деваться?
– Как там поживают твои подопечные? – прерывая ход его мыслей, осведомился брат. – По-прежнему наживают добро?
Граф досадливо застонал, вспоминая тот день, когда Ричарда Глостера и Генри Перси застали на рынке Миддлхэма, где те торговали окороками и бутылками вина из личных подвалов Уорика. Один из лоточников послал в замок гонца, и горе-торгашей взяли с поличным и доставили домой. Память об этом все еще вгоняла в смущение.
– Могу с сожалением констатировать, что они открыли для себя битье об заклад. Кто-то из деревенских, понятно, с удовольствием берет их монеты, ну а они потом дерутся, а мои мать или жена вынуждены разбираться с жалобами на уже совсем иные несправедливости, – рассказал Ричард.
Джордж подался ближе. Приязненность брата вызывала у него улыбку.
– Жаль, что у тебя нет своих сыновей, – вздохнул он. – По твоим глазам видно: это доставляло бы тебе ни с чем не сравнимое блаженство.
Уорик кивнул с ласковыми морщинками возле глаз.
– У меня столько воспоминаний о нас троих – о тебе, Джоне, обо мне, а еще о наших кузинах… Как мы делали лодки, а они тонули, помнишь? Или о лошади, которую мы поймали, и она полмили тащила за собой Джона, а он все не отцеплялся. Ты это помнишь?.. Видит бог, я люблю двух моих девочек, но это совсем другое. Без нас в Миддлхэме какое-то время было очень уж тихо.
– Милорд Уорик? – позвал графа голос слуги.
Ричард подмигнул брату и оттолкнулся от стены. Архиепископ, похлопав его по плечу, проводил его до массивных дверей, ведущих в королевское присутственное место.
Створки дверей медленно отворились.
Дни пустых анфилад и тихо снующих слуг миновали. Сейчас по краям длинной залы сидели за столиками дюжины писцов, занятых переписыванием документов. Другие писцы стояли стайками, обсуждая свои дела подобно тому, как рядятся о цене купцы. Здесь царила атмосфера занятости, суеты и неоспоримой серьезности порученных дел.
Уорику неожиданно вспомнилось, как с год тому назад он застал короля одного в этой же самой зале. Эдуард был в полном боевом облачении – не хватало только шлема, – но при этом в одном башмаке; вторая нога была босой. Монарх бродил по замку с большущим кувшином вина в одной руке и жареной курицей в другой. Под опекой Элизабет те дни, похоже, безвозвратно миновали. Нынче при Эдуарде трудилась целая канцелярия, которая несла на себе бремя правления королевством. К Хью Поучеру, доверенному лицу короля, Ричард относился с симпатией: тот всегда был открыт для диалога и всегда выслушивал. Сейчас граф поискал его глазами, но отчего-то не нашел.
Следом за слугой Уорик прошел в длинную галерею со стенами из светлого песчаника. На подходе он безошибочно услышал посвист стрелы и по въевшейся привычке пригнулся, как обычно делал в бою. Даже в столь обширном помещении такой звук был необычен. Граф скрыл раздражение, видя, что слуга заметил его оторопелость. Когда они подошли к галерее, он объявил о приходе советника и исчез полубегом, словно спеша по каким-нибудь неотложным делам.
Эдуард с натянутым луком стоял возле большой корзины стрел. На дальнем конце уединенной галереи, как минимум в сотне ярдов, приткнулась мишень из соломы и тряпок – для настоящего лучника не расстояние, но Эдуард, насколько известно, стрельбой из лука никогда не занимался. Большинству людей не по силам даже натянуть как следует тетиву, но монарху с его силищей это было раз плюнуть. Сейчас он стоял, полностью поглощенный наведением лука на цель. Мишень была приставлена к дубовой панели, и там, вне круга, уже виднелись две стрелы. От усердия Эдуард – в эти секунды образец сосредоточенности – даже высунул кончик языка. Вот он приоткрыл ладонь, и с тетивы неуловимо сорвалась стрела, через мгновение воткнувшись во внешний круг мишени. Правитель удовлетворенно улыбнулся.
– О, Ричард! – поприветствовал он своего советника. – А я тут уже успел просадить сотню марок сэру Энтони: сноровки не хватает. Хочешь стрельнуть?
Уорик скользнул взглядом по здоровяку-рыцарю, который глядел на него с угрюмой пристальностью. Из Вудвиллов уже четверо успели вступить в орден Подвязки, что давало им право быть с королем на короткой ноге.
