Уорик поднял руку.
– Позволь мне усвоить эти новости, вместе с этой прекрасной трапезой. Не мешает, пожалуй, взять еще один кувшинчик красного вина, ублажить желудок. – Видя, как молодой человек, сглотнув, побледнел, он решил ослабить натиск и добавил с зевком: – А впрочем, ладно, лучше выспаться и встать пораньше. Впереди долгий день в дороге, а потом еще сам Париж. Так что надо иметь свежую голову.
– Смогу ли я к этому времени получить от вас ответ, милорд? – с мукой в глазах спросил Джордж.
– Думаю, что да, – кивнул Ричард.
Зачем истязать молодого человека? Все инстинкты в Уорике взывали в пользу такого решения, хотя бы потому, что его жена и не мечтала выдать дочь за герцога. Правда, такой брак может взбесить Элизабет Вудвилл. Но и это пусть малое, но удовольствие.
Остановившись на этой мысли, граф встал из-за стола.
– Ты должен знать: даже если я приму твое предложение о сватовстве, это еще не главное. Свое разрешение должен будет дать король – таково правило, касающееся всех браков между знатными семействами.
– В таком случае как хорошо, что король Эдуард – мой брат, – сказал с улыбкой юный герцог. – Уж он-то сделает для меня все, что в его силах.
Зараженный энтузиазмом молодого человека, улыбнулся и Уорик. Джордж Кларенс еще всего лишь готовился стать мужчиной, отсюда и его юношеская непосредственность. Но при этом хотелось надеяться, что брата короля ждет успех.
* * *
Чаринг-кросс был обыкновенным перекрестком между зданием Парламента и стенами Лондона вдоль течения реки. Известным его делал громадный крест на изгибе Темзы, воздвигнутый некогда Эдуардом I в знак скорби по кончине жены. С той поры минуло около двух веков, но тот крест по-прежнему оставался напоминанием о горе и утрате одного великого человека.
Эдуард приподнял руку и коснулся гладкого камня – как раз той вытертости в мраморе, куда на удачу прикладывались тысячи рук. Склонив голову, он беззвучно прошептал молитву по давно усопшей королеве. Возможно, та молитва имела больший вес, поскольку исходила от человека, связанного с Длинноногим
[50] ростом, именем и кровным родством. Эдуард действительно ощущал свою близость с тем, кого люди именовали Молотом Шотландцев.
За крестом и поворотным кругом дорога уходила на запад, в Челси, с его просторной стоянкой для повозок и конюшнями. Здесь путешественники перед отправкой в дальнюю поездку могли искупаться и подкрепиться. Река текла неподалеку – если глубоко вдохнуть, то чувствовалось пованивание илистых берегов. Эдуард прочистил горло, выказывая тем самым неприязнь ко всей этой тине, сырости, затхлости, а также к задаче, которую ему предстояло выполнить.
Кому-то же надо этим заняться… Элизабет открыла ему глаза насчет влияния семейства Невиллов на английский двор, на то, как они со временем сумели внедриться во все уголки и щели. Просто удивительно, как часто выгодные должности занимали неприметные люди, у которых родственниками, родными или двоюродными, оказывались именно Невиллы. Все это королева именовала емким словцом «гнильца», хотя и была заинтригована, как и каким образом они всего этого достигали.
Неожиданно монарх хохотнул, отчего люди, стоявшие рядом в смиренных позах, удивленно вскинули глаза. А между тем жена его была просто чудом, сокровенной радостью, исходящей из ее восхищения своим мужем, ее восторга перед всеми его деяниями, большими и малыми. Уединившись на досуге, они легко и беспечно смеялись: если его лорды считают, что он ухватился и держит ее за зад, то с этим сложно не согласиться. Вместе с тем было досконально ясно, что Элизабет готова на все, чтобы его защитить – потому что больше нет на свете никого, чьи интересы так отождествлялись бы с его. Она неустанно ему это повторяла. Больше никто не заслуживает столь полного его доверия, потому что они имеют в этом свою корысть, свои умыслы и свою дружбу, а она – нет. Одна Элизабет полностью предана своему королю, мужу и любовнику, их общим детям и короне.
Правитель поглядел на распахнутую дверь гостиницы «Чаринг-кросс», выгодно расположенной у большой дороги на запад, а еще известной своей отменной кухней. Хозяин гостиницы был упрежден, что к нему пожалует сам король, и сейчас застыл у входа в глубоком поклоне, не смея разогнуться.
Все еще в мыслях о своей жене, Эдуард неторопливо спешился. Да, она, безусловно, права. Когда садовник обнаруживает, что его огород со всех сторон порос вьюном или дикой лозой, щупальца которой змеями тянутся через каждый плетень и угадываются во всех кустах и соцветиях, то он не может, не вправе не придать этому значения. Он должен начать отрезать ей корни и выпалывать, выдергивать змейку за извилистой змейкой, чтобы кинуть их все в огонь. Вот чего от него хотела Элизабет.
Наличие стольких Невиллов в высоких ведомствах означает, что Эдуард правит королевством только при их посредстве. На этот счет они с супругой многократно дискутировали, пока он действительно не углядел ту пресловутую лозу, скрытно ползущую в каждое имение, каждое видное семейство от южного побережья до границы с Шотландией.
Бедняга Генрих так и не разглядел, как сильно они разрослись, как набралась силы эта свернувшаяся в тугой клубок ядовитая лоза крамолы. Конечно, не углядел и не сообразил. Вот и он, Эдуард, ослеп под удушающим влиянием таких, как Уорик и граф Джон Невилл Нортумберлендский, таких как граф Кентский Фоконберг, или герцог Норфолк с его матерью из Невиллов, или архиепископ Йоркский Джордж – тоже, кстати, Невилл.
Стоя в мрачном созерцании придорожной гостиницы, король поджал челюсть. Элизабет нарисовала ему удручающую картину. Неужто он правит лишь до тех пор, пока не пересекается с интересами Невиллов? Такого допустить, безусловно, нельзя – эта мысль наполняла зловещей уверенностью. Даже если воздержаться от очистительного костра, который хотела бы видеть королева, проредить какую-то часть этой темной поросли в самом деле не мешает.
Из входа в таверну показался Джордж Невилл, вынужденный спуститься не иначе как из-за прокатившейся по комнатам вести о том, что снаружи стоит сам король. Вокруг на сотни ярдов прекратилось всякое движение: прохожий и проезжий люд замер в благоговейном разглядывании молодого человека, повелевающего Англией.
Перед Эдуардом архиепископ преклонял колена всего раз, на коронации. Сейчас на нем был богатый плащ, а под ним шитье риз, но, видя, что монарх на самом деле здесь, он степенно приблизился и опустился перед ним на одно колено, чувствуя на себе волчьи взгляды окружающих короля рыцарей. Не один из них при виде близящейся фигуры взялся за рукоять меча. В коленопреклоненной позе Джордж Невилл держался до тех пор, пока Эдуард не буркнул ему встать.
– Как много людей и лошадей, – тихо отметил архиепископ. – Я – слуга вашего величества. Что изволите повелеть?
Церковнослужитель Джордж Невилл был ниже короля почти на голову, однако шириной плеч не уступал ни одному из этих вояк. Встав и распрямившись, он посмотрел на них со спокойным достоинством – ни тени заискивания или страха.
