Мэри предстала перед ней в совершенно новом свете: и ее худенькие плечи, которые она часто поднимала, и ее большие круглые глаза, полные мрачной серьезности, под которой притаились страсти; руки, хрупкие, как крылья бабочки; особенный оттенок темно-каштановых волос, напоминающих об убитой сестре и о Фрэнсис – они в самом деле очень похожи. И очень не похожи на Кэтрин, потому что Кэтрин внешне пошла в отца.
Левина запретила себе думать о Джейн и снова переключилась на то, что видела перед собой: игру света и тени, лицо Мэри, ее силуэт… захваченная тем, что она видела, Левина работала почти в трансе – тихо звякала кисть, окунаемая в чернильницу, учащенно билось сердце. Ей удалось построить композицию, которая до сих пор никак ей не давалась. Она даже не замечала, что день клонится к закату. Наконец она отошла от мольберта, чтобы посмотреть на свою работу, потом взяла самую тонкую беличью кисточку, прорисовала мельчайшие детали: прядки волос, сорочку Мэри с тонкой вышивкой – узором в виде плюща, идеальные диски ее маленьких ноготков.
– Если мне когда-нибудь суждено стать великой художницей, – сказала Левина, – то такой меня сделаете вы, Мэри.
– Ну кто бы мог подумать? – воскликнула Мэри и криво улыбнулась. – Карлица породила такое величие.
– Карлица… – повторила Левина. – Какое грубое слово!
– Я такая и есть.
Зазвонил колокол, призывая верующих к мессе. Обе отреагировали не задумываясь. Левина сняла передник и потянулась за чепцом, завязала ленты под подбородком, затем накинула чехол на мольберт, стараясь не размазать сохнущую тушь. Когда она обернулась к Мэри, то, к ужасу своему, увидела, что девушка вытащила бумажный свиток из ее кожаной сумки.
– Что вы так старательно охраняете? – спросила она, разворачивая бумаги и просматривая их. – Зачем вы храните у себя такое? Из-за них вы рискуете жизнью!
Дверные петли заскрипели; дверь приоткрылась.
– Есть здесь кто-нибудь? – спросил мужчина.
– Что вам нужно? – вскинулась Мэри.
– Миледи, нам приказано обыскать эти покои.
Мэри и Левина встревоженно переглянулись. Левина тяжело вздохнула.
– Не входите! – властно и решительно крикнула Мэри. – Я не одета! – Она запихнула бумаги под сорочку, поверх надела свой бандаж, затянула шнуры, затем надела верхнюю юбку и натянула ее повыше.
Когда Мэри подняла взгляд, Левина покачала головой, но девушка с вызывающим видом кивнула и достаточно громко, чтобы ее слышал тот, кто стоит за дверью, произнесла:
– Мистрис Теерлинк, будьте так добры передать мне лиф и платье!
Левина подчинилась; она помогала Мэри одеться. Бумаги надежно были спрятаны под многослойным нарядом.
– Теперь можете войти! – объявила Мэри.
Вошли двое мужчин. Одного Левина узнала – она часто видела его при дворе. Сегодня он несколько раз пытался отнять у нее сумку, что сразу возбудило ее подозрения. Его спутник был ей незнаком.
– Пойдемте, мистрис Теерлинк, пусть эти люди выполнят свой долг, иначе мы опоздаем на мессу.
Мэри с царственным видом вышла из комнаты. Левина, идя следом за ней, чувствовала себя младенцем перед лицом такого мужества. Мысленно она бранила себя. Как могла она проявить такую беспечность? Как она смела подвергнуть риску жизнь своей подопечной? Мэри выдала свой страх, лишь когда они оказались в противоположном конце коридора. Она шумно выдохнула.
Левина поняла: Мэри похожа на сестру Джейн не только цветом волос и чертами лица.
Хенуорт-Мэнор, май 1558 г.
Кэтрин
Моя Юнона вернулась. Прошло уже шесть недель с той ночи, которую я провела у ее постели, тогда никто не надеялся, что она выживет; прошло довольно много времени, но румянец наконец возвратился к ней. Здесь, в Хенуорте, дни тянулись бесконечно. Делать было почти нечего, разве что гулять вдоль озера с собаками, когда погода хорошая, хотя Юноне по-прежнему трудно далеко ходить. Герцогиня позволила мне взять сюда только двух собак. Остальные, вместе с Геркулесом, сейчас в поместье Бомэнор. Я радовалась тому, что Стим и Стэн составляли мне компанию в те долгие часы, когда Юнона отдыхала. Я каталась верхом в парке, а они гонялись за кроликами и лаяли на оленей, но чаще просто надоедали мне. Я сама находила себе занятия: здесь можно музицировать; дважды в неделю приходит довольно красивый учитель танцев. И все же мне недоставало шума и гама при дворе, где всегда что-то происходило, пусть даже скандал.
Но лучше всего мне было по ночам, когда мы с Юноной ложились в постель, опускали полог, прижимались друг к другу, чтобы согреться, и исследовали друг друга, по очереди исполняя роль мальчиков. В полумраке, когда я видела ее серебристо-светлые волосы и изгиб ее щеки, я представляла, что она – это я, а я – это она. Я проводила кончиком языка по ее шее, пробуя на вкус ее соленую кожу, утыкалась в нее носом, вдыхала ее особенный запах – розовая вода и еще что-то, что напоминало мне о море; я чувствовала ее руку на своем бедре и слышала лишь наше дыхание. Я и не думала, что возможны такие удовольствия.
Юнона куталась в меха, хотя сейчас совсем не холодно. Пока мы гуляли по дорожкам парка, она держала меня за руку. Я передразнивала мистрис Пойнтц, вспоминая, как она раздает приказы, и смешила Юнону. Я очень рада была снова слышать ее смех, но смех часто переходил у нее в приступы кашля. Тогда нам приходилось останавливаться. Я усадила ее на скамейку, чтобы она отдышалась.
– Может, послать за горячей лимонной водой? – спросила я, растирая ей плечи.
– Я бы не отказалась, – кивнула Юнона, робко улыбаясь.
Я побежала в дом, нашла мистера Глинна, слугу Юноны, и изложила свою просьбу. На обратном пути, в зале, я наткнулась на герцогиню.
– Кэтрин! Не бегайте, идите шагом! – приказала она, как будто я – своенравная кобыла.
– Да, миледи, – пробормотала я, приседая.
– И поправьте чепец.
– Миледи, вы видели, какой сегодня хороший день? – поинтересовалась я, пытаясь исправить положение.
– Юнона настаивает на том, чтобы вы погостили у нас подольше, Кэтрин, но давайте не будем притворяться друзьями.
Чем скорее вы вернетесь ко двору, тем лучше. – Она поджала губы и выплыла прочь, подобно барке на Темзе.
Я не успела придумать достойный ответ. После той ночи, когда у Юноны был кризис и я видела герцогиню слабой и поникшей, она обращалась со мной все хуже и хуже. Наверное, жалела, что показала мне свою слабость, и не хотела, чтобы мое присутствие напоминало ей об этом. Возможно, я худая и маленькая, но кожа у меня толстая, и если она думает, что способна пронзить ее своим острым языком, то заблуждается!
Переходя ров с водой, я заметила вдали двух всадников и приостановилась, глядя, как они скачут по аллее. Они были еще так далеко, что я не могла разглядеть их как следует. Однако я заметила, что лошади у них хорошие, непохожие на ту старую клячу, которую отвела мне герцогиня для верховых прогулок, и пришла к выводу, что они, скорее всего, люди благородные. Одна из кобыл, похоже, была норовистая; все время брыкается и запрокидывает голову, но всадник сидел на ней безупречно. Что-то удерживало меня на ступенях; я все стояла и смотрела на них. Может быть, меня немного волновала мысль о мужской компании, которая развеет скуку.
