– Пятнадцать.
– Для своего юного возраста ты очень мудра. – Елизавета погладила сгорбленные плечи Мэри. Редкий жест доброты, и только я заметила, как Мэри едва заметно дернулась. Она и сейчас, как раньше, не выносит ничьих прикосновений. – Мэри, это даже хорошо, что никто не захочет на тебе жениться, – продолжила королева. – Мужчины не любят жен, которые умеют думать.
Мне кажется, ей стало весело; она совершенно не сознавала своей жестокости, и я сдерживалась изо всех сил – мне очень хотелось броситься на защиту сестры.
Впрочем, оказалось, что Мэри не нуждается в моей помощи.
– Самые умные женщины умеют прикидываться дурочками, – возразила она.
В ответ и королева, и леди Ноллис разразились смехом. Они смеялись не над ней, это ясно – ее слова им понравились. Мы с Леттис переглянулись, я гордилась своей младшей сестренкой.
– Какая проницательность… и какой здравый смысл! – заметила леди Ноллис, отсмеявшись.
– Мэри, не будь ты такой высокорожденной, я бы назначила тебя придворной шутихой, – заявила Елизавета.
Я не могла понять, оскорбление это или комплимент.
– Что ж, тем хуже для моего положения, ведь быть королевской шутихой – великая честь, – ответила Мэри.
– Но по праву рождения ты – моя близкая родственница. Разве тебе не кажется, что лучше быть королевской кузиной, чем королевской шутихой?
– Возможность служить моей королеве – все, о чем я прошу.
Елизавете, похоже, понравился ответ Мэри, потому что она хлопнула ее по плечу со словами:
– Вижу, ты унаследовала тюдоровский ум.
Только сейчас я заметила пажа, который стоял чуть поодаль с бумагами в руке. Леди Ноллис жестом подозвала его поближе, и он с поклоном подошел, одновременно стягивая шапку с головы. Королева взяла документы, начала их листать, отпустив пажа.
– Знаете, что здесь? – спросила она, постукивая ногтем по верхнему листку. – Патент на графский титул для Дадли. Я собираюсь отдать ему Лестер. Представляю, как разозлятся некоторые! – Ее лицо ничего не выдавало, только глаза блестели, как драгоценные камни. – Что вы об этом думаете?
Свой вопрос она обратила ко мне. Хотелось бы мне быть такой же остроумной, как сестра, и придумать достойный ответ о Сесиле, ведь в первую очередь она имела в виду именно его. Но я лишь сказала:
– Милорд Дадли безусловно достоин такой чести.
Мне кажется, мой ответ ее удовлетворил, потому что она кивнула в знак согласия. Но думала я о другом: как только Дадли станет графом Лестером, королева выйдет за него замуж – как известно, титул графа Лестера обычно дается представителям королевской семьи. Тогда угрозы Сесила в адрес Гертфорда окажутся пустыми словами. Тогда королева с радостью выдаст замуж и меня – в этом я не сомневалась.
Мы сидели молча, пока Елизавета просматривала остальные бумаги. Одна, похоже, привлекла ее внимание. Она взяла ее, перечитала, и губы ее дернулись в улыбке.
– Похоже, юный выскочка Франциск занемог, и болезнь его серьезна. – Я догадалась, что она имеет в виду короля Франции. – Может быть, моей шотландской кузине недолго суждено оставаться королевой Франции! – С довольным вздохом она откинулась на спинку кресла. – Какое же удовольствие я получу в то время, когда больше не придется думать о француженке, которая хочет поплясать на моей могиле. Французы думают, что я слаба, поскольку я женщина. Что ж, пусть заблуждаются и дальше.
– Вот именно, – кивнула леди Ноллис.
Я гадала, не стоит ли воспользоваться хорошим настроением королевы и просто попросить у нее разрешения на брак, но вовремя вспомнила произнесенные раньше слова Юноны. «Если ты попросишь разрешения, тебе откажут и ты все равно выйдешь замуж, – сказала она, – ты будешь повинна в более тяжком преступлении – в неподчинении королевскому запрету, чем если просто выйдешь замуж, ни о чем не попросив». Она, конечно, права.
Уайтхолл, декабрь 1560 г.
Мэри
– Будьте так добры, проводите меня к старшине дворцовой стражи, – просила я одного из пажей – они толпились в небольшой прихожей за дверями приемного зала.
– Идти к нему довольно далеко, – ответил он. – Вы сумеете… – Он умолк, оглядел меня с ног до головы с таким видом, словно никогда ничего подобного не видел и удивлен, что я умею говорить на его языке.
– Возможно, у меня и горб за плечами, но ноги мои ходят исправно, – сказала я чуть резче, чем собиралась. Возможно, он лишь проявил заботу обо мне, но мне так надоело, что меня жалеют или презирают, что мне уже было все равно, даже если я кого-то обижала.
Паж повел меня к прибрежным воротам Вестминстера, затем мы поднялись по довольно крутой винтовой лестнице, похожей на внутреннюю часть раковины. Поднявшись на самый верх, он постучал в дверь. Приглушенный голос пригласил нас войти, и вот я уже смотрела на огромную фигуру старшины дворцовой стражи. Я часто видела его издали у ворот дворца, но вблизи, да еще в таком маленьком пространстве, он казался невероятно высоким, и я невольно задавалась вопросом, как ему удается взбираться по такой узкой и крутой лестнице. Подбородок у него зарос – похоже, он давно не брился. Кроме того, присмотревшись, я заметила, что у него красные глаза, как будто он недавно плакал.
– Леди Мэри! – Он неуклюже поклонился. Я удивилась тому, что он меня знает, но, наверное, все знают горбунью – кузину королевы; вряд ли он принял меня за кого-то другого.
– Вы ведь Киз, старшина дворцовой стражи? – зачем-то спросила я, ведь мне прекрасно известно, кто он такой; наверное, мне стало неловко при виде его грустного лица.
– Он самый, миледи. Чем я могу вам служить? – По его глухому, сдавленному голосу я поняла, что он глотает слезы, и подумала, какое горе могло так подкосить этого великана.
Паж топтался на площадке, прижавшись носом к окну, откуда открывался вид на Темзу и на проплывающие по ней суда.
– Мистрис Астли попросила передать вам… Она сказала: «Прямо в руки». – Я протянула ему запечатанный сложенный лист бумаги. – Это от королевы, я не знаю, что там.
Скорее всего, речь в письме идет о пожаловании титула Дадли, которое состоится сегодня. Может быть, королева ожидает сопротивления и предупреждает Киза, чтобы тот проявил повышенную бдительность.
Он вскрыл письмо и стал читать; я могла идти, но его несчастный вид смущал меня.
– Мистер Киз, что вас так расстроило? – тихо спросила я, чтобы не слышал паж.
– Ничего, миледи, – ответил великан, но по его лицу скатилась слеза.
– Нет-нет, мне вы можете сказать. Возможно, вам полегчает, если вы сможете с кем-то поделиться горем.
– М-моя жена больна, – запинаясь, сказал он. – А обязанности при дворе не позволяют мне находиться рядом и ухаживать за ней. – Он достал платок и шумно высморкался.
