– Не бойся… сестрица, – с кривой улыбкой подбодрила меня Юнона, отдергивая полог. Небо за окном было затянуто облаками и белое, как будто скоро пойдет снег.
Я ощупала кольцо на шее.
– Надень его на палец, – посоветовала Юнона, расстегивая цепочку. – Только на сегодня.
Я вспомнила, что нам придется сохранять наш брак в тайне, и мне сделалось не по себе.
– Думаешь, королева не одобрит? – тихо спросила я.
– Я думаю, когда придет время, ты сама ей все скажешь, и она обрадуется. Сама видишь, в последнее время она очень благоволит к тебе. Она очень волнуется, как бы испанцы не выдали тебя за кого-то из своих. Она не раз делилась своими опасениями. Да ведь ты и так все понимаешь.
Я отбросила страхи. Правда, Елизавета заметно смягчилась по отношению ко мне. Все считали, что она вот-вот объявит меня своей наследницей, но об этом я предпочитаю не думать.
– Сегодня вечером я стану графиней Гертфорд!
Юнона схватила меня за плечи, посмотрела мне в глаза:
– Я знаю! – Она звонко засмеялась, но смех перешел в приступ кашля. – Никак не удается от него избавиться! – пожаловалась она, едва отдышавшись.
– Закутайся потеплее. Не хочу, чтобы ты из-за меня рисковала здоровьем.
Мы помогли друг другу одеться. Я трижды меняла платье – не могла решить, какое надеть. Все время вспоминала свою первую свадьбу – тогда из-за спешки пришлось перешивать чужие платья и для меня, и для сестры, которой нет уже семь лет. Я запретила себе думать о Джейн.
– Ему все равно, в каком ты будешь платье; главное, чтобы оно легко снималось, – заметила Юнона, и я невольно засмеялась. Потом она заставила меня съесть кусочек марципана, хотя у меня совсем не было аппетита, и дала мне толстый бархатный плащ с капюшоном, который закрывал меня с головы до пят. Чуть отошла, оценивающе посмотрела на меня.
– Ты похожа на безумного монаха, – хохотнула она.
Я порылась в своих вещах, нашла самый теплый мамин плащ на лисьем меху, надела на Юнону, туго стянула завязки на шее:
– Он тебя согреет.
Она улыбнулась и медленно погладила меня по щеке; от ее отсутствующего взгляда мне неожиданно стало грустно.
– Где звери? – спросила я, только теперь понимая, что их здесь нет.
– Я поручила их заботам мистера Глинна. Сказала, что тебе нездоровится и ты должна побыть в тишине.
Похоже, Юнона обо всем позаботилась. Интересно, состоялась бы вообще наша свадьба, если бы не она.
В Уайтхолле было тихо, как в соборе; мы спустились по узкой лестнице в сад. Выйдя, замерли от холода; в сырой траве наши ноги в тонких туфельках сразу промокли. Прежде чем мы дошли до дальней стены, отсырели и подолы наших платьев. В саду листья с плодовых деревьев облетели и были похожи на кружева на фоне бело-серого неба. Весной здесь настоящий райский уголок, все обильно цветет, а сейчас в саду сыро и промозгло; под ногами чавкали сгнившие осенние листья. Калитка совсем заросла плющом; я добралась до нее первая и тронула засов, но калитка оказалась заперта. Оглянулась на Юнону, боясь, что нам придется вернуться. В голову сразу пришла мысль: мы просто играли для собственного развлечения, и никакой свадьбы не будет; может быть, Гертфорд даже не в курсе наших сегодняшних замыслов. Юнона развязала ленты на шее, достала ключ из-под корсажа, как будто взмахнула мечом, и мое разочарование прошло.
– Юнона! – воскликнула я. – Как тебе удалось?
– Не спрашивай. – Она постучала пальцем по носу, глаза ее сверкали, и сердце у меня снова екнуло.
Узкие, опасно скользкие ступеньки поросли бурьяном. Спускаясь, я цеплялась за металлическую балюстраду; руки мне обжигал холод – в спешке я забыла перчатки. Но я боялась упасть больше, чем замерзнуть, да и чувства мои притупились в радостном предвкушении. И вот мы уже внизу и идем по берегу Темзы, по темному, сырому песку, там и сям испещренному таинственными холмиками, которые остались после отлива. С реки дул пронизывающий ветер; к намокшим подолам липли грязь и песок. Одной рукой я плотнее запахнулась в плащ, другой придерживала чепец, чтобы его не унесло ветром. Мимо проплыли несколько суденышек, но никому, похоже, нет дела до нас – мы две бесформенные фигуры, которые с трудом бредут по берегу. Издали нас можно было принять за кого угодно – может, мы собираем съедобных моллюсков, или ищем монеты, или срезаем дорогу до рынка – и по нашему внешнему виду трудно предположить, что я – двоюродная племянница королевы Англии, которая спешит на свою тайную свадьбу.
Ладгейт, декабрь 1560 г.
Левина
Левина наблюдала за тем, как Николас прорисовывает детали тонкой кистью. Он скопировал сделанный ею портрет Кэтрин; ему удалось точно передать окружающую Кэтрин атмосферу легкости. Ее словно вот-вот унесет ветром, как одуванчиковый пух. У него необычный дар рисовать глаза; они смотрят прямо на зрителя, словно бросая ему вызов. Глаза Кэтрин васильковые, ярко-голубые; Николасу удалось передать и ее невесомость, и серьезный, прямой взгляд. Он как будто хорошо ее знает, хотя видел лишь однажды; правда, Левина заметила, как мальчик, не отрываясь, смотрел на нее. Именно так Кэтрин действует на мужчин, даже на тех, что старше и опытнее Николаса.
Николас осторожно нанес на черные зрачки по крошечной, едва заметной капле свинцовых белил, затем добавил каплю к ее волосам. И вот портрет словно ожил, задышал. Левина видела, что у мальчика появляется свой стиль, особенный, отличный от ее стиля. Там, где ей нравилось создавать впечатление, преувеличивать, чтобы подчеркнуть какую-либо черту, и размывать края, создавая впечатление мягкости, линии Николаса точны до мельчайших деталей, а точность у него почти математическая. Она думала, что когда-нибудь он прославится гораздо больше, чем она сама, такое сходство и такая точность, не свойственные ее манере, в последнее время входят в моду. Может быть, она завидует? Да, пожалуй – немного. Его стиль поражает воображение; в этом она не сомневалась.
Она заставила себя вернуться к своей работе; взяла понемногу красновато-коричневого пигмента и охры, смешала их, проверила цвет на обрывке веленевой бумаги, поднесла клочок бумаги к свету, стараясь вспомнить точный оттенок волос королевы – вроде начищенной меди. Она покачала головой, недовольная результатом, вернулась к чертам лица. Левина нарочно сделала королеву не только моложе, но и невиннее, наивнее, однако придала ей и жесткости в линиях подбородка, чтобы передать силу характера. Несомненно, Елизавету можно назвать женщиной интересной и даже красивой, но никак не хорошенькой. Левина вспомнила, как в первый раз увидела Елизавету, когда приехала в дом Катерины Парр. Тогда Англией правил Генрих Восьмой, а Елизавете было примерно столько же лет, сколько сейчас Николасу. Даже тогда, в детстве, она производила впечатление особы крепкой, способной быстро приспосабливаться. Правда, в то время никто и представить себе не мог, что она, младшая дочь короля от казненной Анны Болейн, когда-нибудь сама станет королевой.
