Она выбежала прочь, закружила по знакомым длинным коридорам, перепрыгивая через две ступеньки, спустилась во внутренний двор и чуть не столкнулась на полной скорости с огромным старшиной дворцовой стражи.
– Ах, Киз, как я рада вас видеть! – сказала она. – Я ищу леди Кэтрин Грей и ее подругу. Вы, случайно, не видели их сегодня утром?
– Здесь вы их не найдете, мистрис Теерлинк. Все фрейлины уехали в Элтем, на охоту.
– Нет-нет, они остались. У леди Кэтрин заболел зуб.
– Вот как… – Великан задумчиво почесал бороду. – Леди Мэри ничего не сказала мне перед отъездом. Она – поистине необычное создание! – Он сделал паузу, словно задумавшись, и Левина нахмурилась, собираясь защищать Мэри. В ней нарастал гнев. Надо же, он назвал ее «созданием»! Но Киз продолжил: – Она необычайно добра, в отличие от прочих благородных девиц. Позавчера я вскользь обмолвился о том, что у меня больна жена, и она отправила ей посылку с лекарствами и сладостями.
– Очень похоже на леди Мэри, – удивленно ответила Левина, радуясь тому, что кто-то оценил душевные качества Мэри. Обычно над ней здесь лишь насмехались. Но нетерпение заставило ее спросить: – Так вы не видели леди Кэтрин?
– Мимо меня она не проходила, и у водяных ворот тоже – иначе я бы ее увидел.
– А Гертфорд? Его вы видели? Он был в составе кортежа?
– Мистрис Теерлинк, Гертфорд уже довольно давно не появляется при дворе.
Левина пыталась вспомнить название улицы, на которой находится лондонский дом Гертфорда. Однажды она была там и рисовала его. Кэнон-Роу?
– Киз, простите меня за грубость, но я должна непременно разыскать леди Кэтрин и ее подругу, иначе они попадут в беду.
– Чем я могу вам… – крикнул он ей вслед, но Левина поспешила прочь.
Выйдя за ворота, она почти бегом направилась в сторону Кэнон-Роу и добралась до места, совсем запыхавшись. Она не могла вспомнить, какой дом принадлежит Гертфорду. Ходила туда-сюда, искала какие-то приметы и в ужасе гадала, что станет делать, когда найдет нужный дом. Наконец она узнала тюльпанное дерево у двери и особенный стиль кирпичной кладки «в елку», окружающий окна резиденции Гертфорда.
Она постучала в дверь кулаком, но никто не открывал. Она вглядывалась в окно, но ей казалось, что в доме никого нет, даже слуг – ни души. Чувствуя себя полной дурой, она ругала себя за то, что позволила разыграться воображению. Скорее всего, Гертфорд сейчас в Хенуорте с матерью, а Юнона и Кэтрин пошли прогуляться, не ведая о том, что Левина так тревожится за них. Ей бы радоваться тому, что Кэтрин стало лучше и она вышла пройтись, а не бегать по улицам как безумная из-за овладевшего ею подозрения – наверное, она так разволновалась после того, как они с Георгом увидели на улице труп. И все же беспокойство не покидало Левину, и она снова забарабанила в дверь с такой силой, что ушибла костяшки пальцев.
Кэнон-Роу, декабрь 1560 г.
Кэтрин
Кто-то громко стучал в дверь. Я повернулась к Гертфорду:
– Кто там?
Он не ответил, только покачал головой, поджав губы, и крепче сжал мою руку.
– Где все? Почему твой дворецкий не идет открывать? – спросила Юнона.
– Я дал слугам выходной на весь день, чтобы мы побыли одни, – ответил Гертфорд.
– Даже Барнаби?
– Всем.
Священник, невысокий, кругленький, в потертом шерстяном сюртуке с грубым деревянным крестом на оловянной цепочке, суетился, как будто куда-то опаздывал. Интересно, где Юнона с Гертфордом его раздобыли? Наверное, не один десяток таких, как он, проходят в последние дни через Лондон. Он возвратился из заграничной ссылки и искал место, ведь его вера теперь не вне закона.
– Да кто там стучит? – снова спросила я.
Должно быть, Гертфорду передалось мое беспокойство, и все же он ответил:
– Китти, не бойся. С улицы нас не видно.
– Ты обо всем подумал, братец, – заметила Юнона.
Стук наконец прекратился.
– Все ли готово? – спросил Гертфорд, глядя на священника.
Тот листал страницы молитвенника, глядя на буквы через увеличительное стекло.
– Д-да, милорд. – Он смотрел на нас, как будто вспоминая, где находится, и тер глаза.
– Нам встать на колени? – озаботился Гертфорд.
– Если хотите, милорд.
Когда мы опустились на колени, я старалась думать о Боге и о святости брака, но в голове у меня бродили лишь воспоминания о моей первой свадьбе. Я помнила пышную обстановку Дарем-Хаус; большое собрание представителей знати, которые смотрели на то, как мы приносим брачные обеты; мое платье, богаче которого у меня не было ни до, ни после того. Я запретила себе думать о Джейн. Смотрю вниз, на заляпанную грязью юбку. К подолу прилип песок, под ногтями у меня грязь, но мне нисколько не стыдно и не грустно. Наоборот, внутри пузырьками лопалось веселье. Я склонилась к Гертфорду и прошептала:
– Я тебя люблю.
Он поднес мою руку к губам и поцеловал ее. Неожиданно в голову мне пришла еще одна мысль: «Я люблю его слишком сильно».
– Когда речь идет о любви, Китти, «слишком сильно» не бывает, – возразил он, и только тогда я поняла, что произнесла последние слова вслух. Несмотря на его заверения, я вовсе не так уверена в его правоте, потому что мне кажется, что я иду по тонкому льду и не знаю, упаду ли я навзничь или буду красиво катиться вперед, как голландские конькобежцы. Я сосредоточила все свои помыслы на его руке, которая держит мою, на его твердости, и мое беспокойство немного ослабло.
Стук в двери возобновился. Мы затихли и ждали, не шевелясь. Я смотрела на Гертфорда; он стиснул челюсти. Юнона закашлялась, пытаясь подавить приступ, и побагровела. К счастью, стук снова прекратился.
– Тебе нездоровится, сестра? – встревожился Гертфорд.
– Нет, ничего, – ответила она, когда приступ прошел.
Священник снова взял молитвенник, пролистал страницы, начал медленно читать, глядя через увеличительное стекло. Похоже, венчать ему приходилось нечасто. Я поймала взгляд Юноны, и мы с ней обменялись улыбками. Не будь я на собственной свадьбе, уж мы бы с ней вдоволь посмеялись над незадачливым церковником!
Мы друг за другом повторили брачные обеты, и мне казалось, что сердце вот-вот вырвется из груди и воспарит к небу. Гертфорд достал из-под камзола мешочек и слегка подбросил его на ладони, как будто я его любимый щенок и он предлагает мне угощение. Потом он развязал мешочек, поднял мою руку ладонью вверх и выложил на нее кольцо. Оно было сделано из пяти соединенных между собой золотых обручей, переплетенных и перевязанных, как виноградные лозы.
– Прочти надпись! – прошептал он.
Я перевела взгляд на священника, гадая, позволит ли он мне отвлечься во время церемонии. Он кивнул в знак согласия, и я прочла крошечные буквы, выгравированные на кольце:
