И как раз когда они поднимались на холм у Вестраторпа, Ульрика оборвала рассказ на полуслове и схватила Анну за руку. На опушке рощи сидел огромный черный пес.
– Смотри!
Пес исчез среди деревьев. Анна даже не успела его рассмотреть.
– Гони! – почти взвизгнула Ульрика. – Гони, как только можешь! Синтраму донесли, что я сбежала!
Анна засмеялась. Смех – лучшее лекарство против страха. Но Ульрика даже не улыбнулась.
– Сейчас мы услышим его бубенцы, верь моему слову. Перевалить не успеем.
Диса наконец дотащила сани до макушки холма Элуфсбакен и остановилась перевести дух. Именно в эту секунду до них донеслось звяканье колокольчиков.
Бедняга Ульрика задрожала от ужаса. Она всхлипывала и качала головой, сжав побелевшие губы. Анна дернула вожжи, но Диса не двинулась с места, только покосилась на нее удивленным глазом: что с тобой, хозяйка? Неужели ты думаешь, что старая Диса сама не знает, когда бежать, а когда шагать? Не хочешь ли ты поучить меня? Меня, Дису, которая двадцать лет в этих краях, которая знает здесь каждый камешек, каждый мостик, каждый хутор и какой высоты на этом хуторе ворота?
А звон все приближался.
– Это он, это он! Это его бубенцы!
Все громче и громче звенят колокольчики, уже неестественно громко, это уже не звон, а оглушительный грохот. Анна даже повернула голову – уж не положила ли лошадь Синтрама голову прямо на ее сани? Нет, и это удивительно: звон то слева, то справа, а никого не видно, будто это и не колокольчики звенят, а сам воздух. Будто и не Синтрам преследует их, а только его бубенцы.
Так бывает ночью, когда возвращаешься из гостей, – колокольчики звенят, а кто едет – не видно. Звенят колокольчики. Звенят все громче, вызванивают мелодию, поют, говорят… и лес отвечает им гулким, тревожным эхом.
И как заражает эта тревога! Анне уже хочется, чтобы поскорее показался преследователь, она уже почти жаждет увидеть Синтрама и его огненно-рыжего коня – все лучше, чем этот необъяснимый, настойчивый, переливчатый звон.
– Эти бубенцы меня доняли, – говорит она полушепотом.
И колокольчики тут же подхватывают словцо и распевают на разные мотивы: «Дон – доняли, доняли-дон, дон-дон-доняли…»
Совсем недавно, совсем-совсем недавно ехала она в санях по этой же дороге, а за санями гнались волки. Она видела в темноте их разинутые пасти, видела, как блестят белые клыки, представляла, как разорвут ее на части свирепые хищники, – и ей не было страшно. Мало того, сейчас ей кажется, что это была самая прекрасная ночь в ее жизни. Силен и красив был впряженный в сани конь, силен и красив был человек рядом, и восторженный ужас погони сладко захлестывал душу.
А сейчас… старая лошадь, старая, беспомощная спутница… Анна так остро ощутила свое бессилие, что ей захотелось плакать. Никуда, никуда не деться от этого мучительного, издевательского, неправдоподобно громкого звона.
Она спрыгнула с саней – надо с этим как-то кончать. Почему она должна бояться этого злобного, всеми презираемого негодяя?
Внезапно в быстро сгустившихся сумерках она различила конскую голову, а потом и всего коня, и санки, а в санках, как и следовало ожидать, сидел Синтрам.
Но вот что удивительно – она не видела, как приближается экипаж. Он словно соткался из мартовских сумерек прямо у нее на глазах.
Анна бросила поводья Ульрике и пошла навстречу Синтраму.
Он одержал коня.
– Какая удача! – воскликнул заводчик. – Вот так повезло бедному Синтраму! Дорогая фрекен Шернхёк, позвольте попросить вас о маленькой услуге. Не могли ли бы вы довезти в Бергу моего спутника?
– А где патрон прячет своего спутника?
Синтрам откинул полость, под ней оказался человек. Судя по всему, он крепко спал.
– Выпил лишку, – хохотнул Синтрам, – вот и спит. Да он вам знаком! Это же Йоста Берлинг.
Анна вздрогнула.
– Понимаете, фрекен Шернхёк, – продолжил Синтрам, – впрочем, это известно: тот, кто предает любимого, тот продает его душу дьяволу. Я и сам попал к нему в когти таким путем. Тут вот какая ловушка: люди-то сдуру считают, что это высший подвиг – отказаться от любви. А любить, по их мнению, грешно.
– Что имеет в виду патрон? – непослушными губами выговорила потрясенная Анна.
– А я вот что имею в виду: не надо было отпускать Йосту Берлинга, фрекен Анна.
– Бог того пожелал.
– Ну да, ну да, старая песня. Любить грешно, отказаться благочестиво. Господь, по-вашему, на дух не переносит счастливых людей. Он за ними волков посылает… А если и не Бог вовсе, что тогда, фрекен Анна? Почему вы думаете, что это Бог послал волков? Ведь и я мог попросить своих серых овечек из Доврефьелля погнаться за парочкой влюбленных. Вдруг это не Бог, а я послал волков, потому что не хотел упустить одного из моих? Не Бог, а я, фрекен Анна…
– Не искушайте меня, господин заводчик, – только и смогла выговорить Анна. – Если это так, душа моя погибла.
– А вот посмотрите-ка сюда, фрекен Анна. – Синтрам наклонился над спящим Йостой Берлингом. – Посмотрите на его мизинец! Эта ранка никогда не заживет, потому что мы оттуда кровь взяли, и он подписал контракт. Он мой, фрекен Анна. Кровь непобедима. Только любовь может освободить его, но я думаю, смысла нет… если мне удастся его сохранить, он станет милейшим парнем.
Анна изо всех сил старалась побороть охватившее ее оцепенение. Околдовал он ее, что ли? Это же полное сумасшествие. Никто, ни один человек не может добровольно продать душу нечистой силе. Но мысли путаются, сгустившиеся сумерки давят на нее непомерной тяжестью, и лес поодаль, как свора чудищ, готовых в любую секунду ринуться на нее. Ее охватил парализующий, никогда не испытанный страх.
– Может быть, фрекен Анна, вы хотите сказать, что в вашем приятеле не так-то много осталось хорошего? Что в его душе и губить нечего, так что невелика победа? Не скажите, не скажите… Он никогда не издевался над крестьянами, не изменял обнищавшим друзьям, не был карточным шулером… Да, вот еще: никогда не соблазнял замужних женщин.
– Я хочу сказать, что господину патрону незачем притворяться посредником, вы и есть нечистый дух, господин патрон!
– Давайте меняться, фрекен Анна. – Заводчик усмехнулся. – Анна Шернхёк берет Йосту Берлинга и выходит за него замуж. И он будет ваш, а этим, в Берге, просто дайте денег. Вы теперь знаете, фрекен, что Йоста Берлинг мой, но я могу ради вас от него отказаться. Вспомните еще раз, что вовсе не Бог послал вам волков вдогонку, и давайте меняться.
– А что вы хотите взамен?
Синтрам ухмыльнулся:
– Вот именно, что я хочу взамен? Ах, фрекен Анна, мне много не надо. Отдайте мне вон ту старушенцию, что сидит у вас в санях.
– Изыди, Сатана! – сорвалась на крик Анна. – Неужели ты думаешь, что я способна на предательство? Пожертвую старым другом, обману ее надежды? Отдам ее тебе, чтобы ты довел ее до помешательства? Изыди!
