Разве Экебю не главный поставщик железных заготовок в Вермланде? Неужели никому нет дела до чести и репутации старинного поместья? Похоже, что нет. Правят кавалеры, а доверить кавалерам управление заводами – все равно что доверить ветру управление золой от костра. Танцы главнее. На что еще способны их беспутные головы?
Удивляются пороги и реки, удивляются баржи и паромы, гавани и шлюзы:
– А где же железо из Экебю?
Перешептываются леса и озера, горы и дали:
– А где же железо из Экебю? Неужели у них кончилось железо?
Еле слышно хихикают углежогные ямы в лесу, в кузницах пересмеиваются огромные водяные молоты, шахты хохочут в голос, распахнув свои бездонные пасти, ехидно ухмыляется конторка в Гётеборге, та, где лежит контракт:
– Вы слышали что-нибудь подобное? В Экебю нет железа! На лучших в Вермланде заводах нет железа!
Что с вами, кавалеры? Неужели вы допустите позор и бесчестье, неужели вы предадите Экебю? Ваше Экебю, ваше самое любимое, самое прекрасное место на этой зеленой земле, Экебю, по которому вы так тосковали в своих странствиях, чье название не могли произнести, чтобы не навернулась слеза? Поднимайтесь же, кавалеры, спасайте честь Экебю!
Ну, хорошо, в самом Экебю замолкли молоты, наводнением смыло кузницу, но есть же еще шесть заводов! Там-то железа хватит, а может, и с избытком?
И Йоста Берлинг пускается в путь – поговорить с управляющими шести заводов.
На завод в Хёгфорсе он решил не заезжать – нет смысла. Слишком уж близко от Экебю, и мудрое правление кавалеров наверняка коснулось и его.
Он проехал двадцать километров на север, в Лётафорс. Красивое место, никто не станет возражать. На берегу Лёвена, у подножия горы Гурита с круто поднимающимися к вершине склонами, дикая, нетронутая природа, такая, какую и полагается иметь у своего подножия старой, заслуженной горе. Но с кузницей беда – водяное колесо сломалось еще в прошлом году, и никто его не ремонтировал.
– Почему?
– Плотник… у нас, дорогой друг, только один плотник, который может такое починить, а он занят на другой работе. А без колеса мы и подкову не можем сковать.
– А почему за ним не послали?
– Послали? Сто раз посылали, только проку мало. Не может приехать. Занят. Строит кегельбан и беседку в Экебю.
Только сейчас до Йосты Берлинга дошло, во что выльется его инспекция.
Он поехал дальше на север, в Бьорнидет. Тоже красивое, величественное место, хоть замок строй. Завод окружен с трех сторон долиной, а с четвертой стороны – озеро Лёвен. Это самая северная его оконечность, здесь оно и кончается. Вернее, начинается. Нет лучше, нет романтичнее места для ночных прогулок и изысканного флирта, чем берег реки, где неумолчно бурлят прозрачные пороги. Уж кому и знать, как не Йосте Берлингу. Вдоль реки можно пройти и к кузнице, которую разместили во взорванной скале. Но есть ли у них железо на продажу?
Нет. Конечно нет. Надо платить углежогам и возчикам, а где взять деньги? Они не получили из Экебю ни единого риксдалера. Всю зиму кузница простояла, ни разу огонь не развели.
Отсюда Йоста поехал в Хон, на восточном берегу Лёвена, потом в спрятавшийся в лесах Лёвстадфорс, но и там дела обстояли не лучше. Железа нигде не было, и как Йоста ни пытался найти оправдание, все сводилось к одному: производство встало по вине кавалеров.
И он вернулся в Экебю. Кавалеры мрачно осмотрели склады – там лежало пятьдесят шеппундов кованого прута, не больше. Осмотрели и пригорюнились. Им показалось, что природа насмехается над их никчемностью – земля всхлипывает, деревья яростно машут ветвями.
– Всё, кончилась былая слава Экебю, – ядовито прошелестела трава.
* * *
Но зачем все эти упреки? Что за нелепые насмешки? Вот же оно, железо из Экебю!
Вот же оно, уже погружено на сплавную баржу на берегу Кларэльвен, готово к переправе в Карлстад, где его взвесят и отправят на лайбе в Гётеборг. Честь Экебю спасена.
Но как это может быть? В Экебю же было всего пятьдесят шеппундов, а на остальных заводах вообще ничего не было! Пусто! Откуда взялось все это?
Спросите кавалеров.
Тем более что они тоже здесь. На борту огромной уродливой баржи. Видно, сами собираются доставить груз в Карлстад, а может быть, и дальше, в Гётеборг. Как они могут доверить свое драгоценное железо случайному человеку? Ни опытному паромщику, никому из смертных. Только сами. Они взяли с собой все необходимое: бутылки, корзины с едой, рожки и скрипки, ружья, удочки и сачки, два десятка карточных колод. Они все сделают для своего железа, они никогда не предадут его, не доверят чужим рукам, пока не разгрузят на пирсе в Гётеборге. Сами будут разгружать, сами управятся с парусами. Кто лучше них управится? Есть ли хоть одна отмель в Кларэльвен, хоть один риф в Венерне, который был бы им не знаком? Румпель подчиняется им не хуже, чем вожжи или смычок.
Ничто так не дорого им на земле, как это железо. Они обращаются с ним, как с хрустальными бокалами, все укрыто брезентом. От недоброго глаза. Это железо спасет честь Экебю. О, Экебю, наше Экебю, да не померкнет твоя слава!
Ни один из кавалеров не остался дома, все до одного пустились в путь. Дядюшка Эберхард оставил свою конторку, кузен Кристофер вылез из своего угла у камина. Кроткий Лёвенборг тоже здесь. Когда речь идет о чести любимого поместья, у кого хватит совести остаться дома!
Труднее всего Лёвенборгу. Он не видел Кларэльвен тридцать семь лет, и ровно столько же нога его не ступала на палубу. Он ненавидит зеркальные озера и серые бурные реки. Озера и реки напоминают ему трагедию его жизни, поэтому он избегает их любой ценой.
Но не сегодня. Не сегодня, когда на карту поставлена честь Экебю.
Тридцать семь лет назад невеста Лёвенборга утонула на его глазах в Кларэльвене. После этого Лёвенборг немного помешался.
Он стоит и смотрит на реку, на ее отливающие серебром чешуйки, и ему кажется, что это и не река вовсе, а огромная змея, притаившаяся в засаде. Высокие песчаные холмы – стены грота смерти, где змея поджидает свою жертву, а широкая проселочная дорога, пробившая в этих холмах дорогу к паромной переправе, она и есть врата в этот грот. Грот вечного небытия.
Он стоит, вперив во что-то свои маленькие, уже водянистые от возраста голубые глаза, и если проследить его взгляд, невозможно понять, на что именно он смотрит. Его щеки, обычно цветущие здоровым старческим румянцем, побелели от страха. Он точно знает, будто кто-то ему сказал: сейчас на этой дороге появится человек и бросится в уже открытую змеиную пасть.
Кавалеры уже отдали чалки и взялись за шесты, чтобы вывести баржу на середину реки, где ее должно подхватить течение. Сейчас уберут сходни – и в путь! Но тут раздался отчаянный крик Лёвенборга:
– Подождите! Ради бога, подождите!
Все знали, что старик немного не в себе, но невольно опустили шесты.
