Двумя весьма непоэтичными помехами на старте третьего этапа моего путешествия были мои груди. В дверь Дома отцов трудно протиснуться с грудными имплантатами. Вскоре после разрыва с Тедом у меня возникла настоятельная потребность от них избавиться, поскольку теперь я видела в этих фальшивых довесках грустное и досадное напоминание о женщине, которая не была хозяйкой своей собственной женственности.
Несколько врачей-мужчин уверяли меня, что обратную операцию нельзя провести с успехом, но в конце концов одна моя подруга, дама моего возраста, уже прошедшая через это испытание, отвела меня к своему хирургу-женщине. Та сказала мне, что это нередко случается с женщинами, достигшими известного возраста, – они находят свое подлинное “я”, внешние признаки уже не играют такой роли для их самоопределения, и они хотят удалить имплантаты.
Трой, впервые увидев меня после операции, воскликнул: “Мама! Ты снова стала пропорциональной!” Да, причем не только в прямом смысле.
Психолог Мэрион Вудман называет тело “чашей для Духа”, а если Духа в этой чаше нет, мы стараемся заполнить ее своими пристрастиями. После сорока я перестала объедаться и очищать пищевой тракт рвотой, но по-настоящему не исцелилась – я была похожа на алкоголика в период мучительного воздержания. Теперь я нашла духовную пищу для утоления того духовного голода, который всегда испытывала, поэтому нормальный образ жизни уже не заставляет меня страдать. По ходу дела я перестала еще и употреблять спиртное. Поскольку это мой последний акт, я твердо намерена отыграть его в согласии с природой и больше никогда не стану подменять истинную бодрость духа искусственной.
Возможно, вас удивляет, что я покинула патриархальный, иерархически организованный Дом отцов только ради того, чтобы тут же поселиться в патриархальном, иерархически организованном мире христианства. Именно этот парадокс мне предстояло объяснить и самой себе.
Я привыкла бросать на реализацию каждого нового замысла все свои силы, вот и эту часть своего путешествия – духовного путешествия – начала с полной самоотдачей. Я исправно посещала еженедельные занятия по изучению Библии, но вдруг стала замечать, что мое благоговение понемногу сходит на нет, и испугалась. Как вернуться к напряженной душевной работе? В поисках поддержки я стала встречаться с глубоко верующими христианами, чья убежденность была заразительна. Кое-кто негодующе спрашивал меня: “Как вы можете выступать за аборты?” От меня требовали ясной позиции по тому или иному вопросу. В разговоре с одним журналистом-христианином я призналась, что мне трудно поверить, будто все нехристиане отправятся в ад, и на это тут же последовал ответ: “Вы рассуждаете как универсалистка!” А по-моему, я рассуждаю правильно! На протяжении многих столетий во имя религии совершались гонения и кровопролития – не пора ли нам наконец научиться терпимости? Заявление, что Иисус – единственный путь к спасению, отдает христианским империализмом. Боюсь, это не то духовное пристанище, которого я искала.
Для меня религия не сводится к вере в догмы и традиции. Она должна быть духовным переживанием, а как мне сохранить его при себе, если я не могу примириться с иудеохристианским утверждением, будто мужчина – главное творение Бога, а женщину он создал из Адамова ребра только вдогонку, в качестве приложения? Кроме того, я не согласна считать женщину причиной грехопадения – идея, из-за которой мужчины веками смотрели на женщин с опаской и даже ненавистью (мне очень понравилась одна наклейка на бампере – “ЕВУ ПОДСТАВИЛИ”). Для моего Иисуса женщины были чем угодно, только не второстепенной добавкой к человеческому роду. Он принимал женщин как равных и дружил с ними, что выглядело по-настоящему революционно в эпоху мужского доминирования, разорвавшего все связи с древними допатриархальными богинями и природой. Не зря женщины оказались в числе самых пылких приверженцев Иисуса – они откликнулись на его революционное предложение сострадания, любви и равенства.
В незаконных христианских сообществах, которые рассеялись по пустыне и тайно поклонялись Иисусу после его казни, было вдвое больше женщин, чем мужчин. Были женщины и среди первых, нелегальных тогда, христиан Римской империи, возносивших молитвы, обращавших в свою веру других и совершавших таинство причастия в своих домах.
Меня трогают и вдохновляют те ранние христиане (о них можно прочесть в Евангелии от Фомы, Тайном Евангелии от Марка и Евангелии от Иоанна), что видели в себе скорее искателей истины, чем ее обладателей, и ставили переживание божественного выше веры в него. По их убеждениям, Иисус учил, что каждый человек потенциально способен воплотить в себе Бога (снова речь о воплощении!). Возможно, в частности поэтому уже в четвертом столетии эти учения были объявлены еретическими, противоречащими христианской догме. Ведь согласно им у верующих не было нужды в священниках и епископах – иначе говоря, в иерархии. Объявив эти ранние интерпретации главных мифов иудеохристианской цивилизации вне закона, отцы патриархата (в данном случае епископы) заложили основы для разрыва между сознанием и телом, Духом и материей, который грозит роковыми последствиями. Этот разрыв есть краеугольный камень патриархата, или Дома отцов. Вместе со мной от этого разрыва страдали мой отец (биологический) и трое мужей. В мужчинах он более очевиден – и из-за этого особенно губителен, ибо всем сейчас заправляют именно мужчины, – но, как показывает моя собственная история, в той или иной степени он наблюдается и у женщин. Если бы наша цивилизация не зиждилась на недооценке, унижении и запугивании женщин, мужчины не отделяли бы сердце от головы и не дистанцировались бы от эмоций, которые ныне считаются уделом женщин.
Я нахожусь еще только в начале своего духовного пути, но после того, как я узнала о ранних интерпретациях христианства и о сообществе христианок-феминисток, мне удалось восстановить благоговейное отношение к религии, какое было у меня на первых порах.
Иногда открытые раны, оставленные сожалениями, становятся плодородной почвой для семян восстановления. Я сожалею о том, что была не слишком хорошей матерью и так поздно стала ощущать себя цельной личностью. Меня часто спрашивают, почему я решила заняться проблемами подростковой сексуальности и раннего родительства. Эти проблемы волнуют меня, поскольку я хочу, чтобы молодые люди научились уважать себя и быть собой уже в те годы, когда мне не удалось это сделать.
Я стремлюсь помочь детям обрести здоровье и психологическую устойчивость, а также избежать преждевременной беременности. Всё, что для этого нужно, я черпаю из своих исследований, поездок и бесед с родителями и их детьми по всему миру. Я много размышляю о том, что было и чего не было в детстве у меня самой и моих собственных детей. Родители – особенно мать (или та, кто ее заменяет) и особенно в пору формирования личности, когда мозг еще достаточно восприимчив, – играют для человека ключевую роль. И если мать, неважно по какой причине (депрессии, пагубные привычки, насилие, дурное обращение), перестает быть полноценной матерью, ребенок вынужден искать ей замену в другом взрослом, который заботился бы о нем и воспитывал его. Чуткий, любящий отец лучше кого бы то ни было способен наделить ребенка стойкостью перед лицом будущих житейских передряг. Объятия (не сексуальные) любящего отца порождают у дочери глубокое чувство безопасности и гарантируют, что она не станет искать мужской любви там, где не надо. Сын же получит иммунитет от губительного влияния патриархата, если его отец (или его надежный любящий заместитель) подаст ему пример душевной отзывчивости и заботливости. И мальчику, и девочке лучше расти вовсе без отца, чем с таким отцом, который не умеет их понять или плохо с ними обращается.
