Фуке не был единственным, кто занимался подобными операциями. Мазарини, Гюг де Лионн и Абель Сервьен тоже участвовали в приватирстве
[195]. В 1658 году у Фуке появилась возможность приобрести остров Бель-Иль
[196]. Этот остров охранял подходы к заливу Киберон
[197] на южном побережье Бретани и являлся идеальной базой для приватирских предприятий. Покупка острова стала сильным ходом, отвечавшим одновременно и государственным, и частным интересам Фуке. Бель-Иль с XVI века принадлежал семейству Гонди. Возглавляемый герцогом де Рецем
[198], род Гонди одновременно терпел финансовые трудности и немилость властей. Последнее же обстоятельство – главным образом из-за деятельности Жана Франсуа Поля де Гонди
[199], кардинала де Реца, во время Фронды. Нуждаясь в деньгах, семья де Рец выставила Бель-Иль на продажу.
Учитывая стратегическое положение острова, Мазарини желал видеть его в «надежных» руках. Летом 1658 года кардинал поощрял Фуке к покупке. Возможно, стороны решили, что когда-нибудь в будущем эта собственность перейдет кому-то из наследников Мазарини. Королевский указ от августа 1658 года санкционировал приобретение. Этот указ также наделял Фуке полномочиями предлагать кандидата на должность губернатора Бель-Иля. Фуке мог строить на острове укрепления и держать гарнизон
[200].
Последнее не было чем-то особенным. Укрепленные гавани и гарнизоны служили неотъемлемой частью приватирского бизнеса. Ранее Фуке уже занимался подобным в Конкарно и на острове Йё. Но возможность получить Бель-Иль была особенно удачной, ибо Йё семья Ассерак, партнеры Фуке, собиралась продавать. Бель-Иль мог стать еще более привлекательной базой для деловых морских операций. Поэтому Фуке с удовольствием дал цену в 1,3 миллиона ливров, частично получив их от продажи других активов
[201].
Способствуя в осуществлении этой сделки, Мазарини мог преследовать и личные мотивы. Приватирские предприятия Фуке с базами на Йё, направленные против голландских торговых кораблей, обладали побочным эффектом. Иначе говоря, бизнес Фуке способствовал снижению портовых налогов и доходов в других частях Бретани, где у Мазарини имелись финансовые интересы. Видимо, Мазарини обсуждал это с Фуке, и последний вышел из положения, предложив продать Йё и перенести свою деятельность на Бель-Иль
[202].
Обе высокие государственные должности давали Фуке очень большой доход – возможно, порядка 200 000 ливров в год. К нему добавлялись доходы от земельной собственности, прибыль от морских операций и от участия в кредитовании государства. Один современный исследователь пришел к замечательному выводу, что совокупный доход суперинтенданта в 1650-х годах мог достигать 500 000 ливров в год. Это (в то время) превосходило доходы большинства герцогов и было вполне сравнимо с доходами семьи Конде, кузенов короля, старших принцев крови
[203]. Как было заведено среди могущественных аристократов и высокопоставленных государственных чиновников, образ жизни Фуке соответствовал его статусу. В какой бы из своих резиденций он ни жил, от него всегда ожидали открытых дверей, накрытых столов и развлечений частых и щедрых. Франсуа Ватель
[204], метрдотель, позже служивший принцу Конде, был у Фуке домоправителем. Он отвечал за многочисленные приемы и праздники для его гостей
[205].
На суде Фуке пришлось доказывать, что пышный и расточительный образ жизни служил главным способом внушить доверие кредиторам короля, ожидавшим возврата кредитов и рассчитывавшим скорее на суперинтенданта, чем на корону
[206]. Аналогично вели себя и другие высокопоставленные должностные лица, включая самого Мазарини и Ришелье. Принадлежащая Мазарини коллекция живописи, гобеленов, драгоценностей и предметов искусства была предметом всеобщего восхищения и зависти. Ришелье в свое время построил в Париже резиденцию достаточно величественную, чтобы перейти потом в руки королевской семьи и стать Пале-Роялем. Его шато в Ришелье был достаточно роскошен, чтобы поразить воображение кузины короля, баснословно богатой герцогини де Монпансье
[207], которая выросла в Тюильри
[208].
