Основана она не только на рассказе Шуази (повторяющего сплетню своего времени), но и на письме, якобы от мадам дю Плесси-Бельер к Фуке. В нем она сообщает подробности своей встречи с Луизой. Письмо это, получившее в период процесса над Фуке широкую огласку, современные исследователи считают подделкой. Что же до Шуази, протеже Кольбера, то к его словам следует относиться осторожно. Маловероятно, что Фуке, с его сетью осведомителей при дворе, не знал о любовной склонности короля. Если же и знал, романтическая увертюра была возможна лишь в качестве самоубийства. Однако не исключено, что он действительно обращался к Лавальер в надежде сделать ее платной осведомительницей и таким образом невольно создал лишнюю трещину в своих отношениях с королем
[358].
Однако даже и в отсутствие отягчающих обстоятельств корректное, но холодное поведение Людовика в Во не могло не дать Фуке понять, что его положение становится весьма шатким. Придворные интриги всегда были тонким и опасным делом. Однако соперничество с конкурентами в лице Летелье и Кольбера, не говоря уже о Сегье, должно было постоянно заставлять такого человека, как Фуке, быть начеку. Хотя надвигающийся арест хранился в строгом секрете, некоторые намеки на нависшую угрозу просачивались. Фуке получил предупреждение от мадам дю Плесси-Бельер и от другой хорошо информированной дамы, мадам Юксель, а также от Гурвиля
[359]. Незадолго до отъезда из Парижа в Нант он признался другу Анри Огюсту де Ломени, графу де Бриенну, что опасается опалы, однако не видит для себя выхода
[360].
В конце августа король в сопровождении министров и большей части придворных выехал из Фонтенбло в Нант. Королевская процессия – кареты, фургоны и всадники – направилась к Луаре классическим путем – вдоль реки. В Орлеане Фуке и мадам Фуке в сопровождении Гюга де Лионна пересели на речное судно, чтобы дальше ехать по воде. По дороге нарядно украшенная барка остановилась в Анжере, колыбели клана, где толпа старейшин города приветствовала чету Фуке на пристани
[361]. Когда они поплыли дальше, их обогнала еще одна барка. На ней спешили в Нант Летелье и Кольбер
[362]. Оба судна достигли берега как раз вовремя, чтобы 1 сентября министры смогли поприветствовать прибывшего короля.
С самого отъезда из Фонтенбло Фуке страдал от лихорадки, поэтому на королевской приветственной церемонии его не было. На следующее утро он посетил рабочее заседание совета в бывшем герцогском дворце в Нанте, где остановился король, но задерживаться не стал. В свои покои в ратуше он вернулся, чувствуя себя так плохо, что даже не смог принять делегацию местных крестьян, пришедших его приветствовать, уступив эту честь мадам Фуке и своим помощникам
[363]. Демонстрируя заботу, Людовик послал Бриенна справиться о его здоровье. Перед этим Бриенн провел большую часть дня во дворце и был удивлен необычными предосторожностями. К королевским покоям не подпускали никого, даже официальных лиц. Шептались, что король с Летелье и другими работает над секретными делами. Фуке это, однако, не насторожило
[364].
В тот же день, 2 сентября, Людовик вызвал лейтенанта мушкетеров Шарля д’Артаньяна (чье имя обессмертил беллетрист Александр Дюма). Д’Артаньян, который в период Фронды и позднее выполнял секретные поручения Мазарини, был известен преданностью долгу. Кроме того, он был обязан Кольберу небольшой денежной помощью
[365]. Сперва д’Артаньян прислал свои извинения: как и Фуке, он страдал от лихорадки. Второй приказ заставил его явиться в королевские апартаменты
[366]. Но обнаружив, что д’Артаньян действительно болен, Людовик велел ему вернуться, когда тот поправится. Мушкетер снова появился 4 сентября. Людовик увел его в свой личный кабинет и поручил миссию: на следующее утро арестовать Фуке
[367].
Как только король получил сообщение д’Артаньяна о том, что арест состоялся, вступила в действие последняя часть плана. Чиновники короля изъяли все находившиеся в ратуше бумаги Фуке и арестовали некоторых сопровождавших его людей, прежде всего Поля Пелиссона. Одновременно в Париж и в Фонтенбло выехали королевские курьеры с приказами официальным лицам. В частности, канцлеру Сегье, который в Нант не поехал. Чтобы полностью исключить риски, из Нанта на захват Бель-Иля были посланы войска.
Хотя вдоль всех дорог, ведущих из Нанта, стояли патрули для перехвата любых посторонних курьеров, один из личных слуг Фуке сумел проскользнуть сквозь эту сеть. Верный слуга доставил в Париж известие о том, что суперинтендант взят под стражу. Немедленно собрался совет из ближайших друзей Фуке и членов семьи, включая Базиля Фуке, который в критическую минуту примкнул к родным. Обсуждалось, какие шаги следует предпринять и следует ли вообще. Есть сведения, что Базиль пытался убедить остальных сжечь Сен-Манде, где Фуке хранил большую часть своих официальных документов. Мадам дю Плесси-Бельер, напротив, считала, что такой шаг может быть расценен как признание вины и приговорит Фуке до суда
[368].
Парализованные нерешительностью, близкие Фуке так ничего и не предприняли. Прибывшие чиновники опечатали и описали все бумаги суперинтенданта в Сен-Манде, Во-ле-Виконт, Фонтенбло и парижской резиденции. Другие агенты изъяли бумаги Пелиссона, Бриенна и Гурвиля. Все эти меры были приняты с санкции канцлера Сегюра после того, как через два дня после ареста Фуке в Фонтенбло прибыл королевский курьер
[369].
