В сентябре 1651 года, более четверти века спустя, реабилитированный ла Вьёвиль вновь занял свой пост
[386]. Конечно, Фуке не мог не знать этой истории. Ла Вьёвиль, умерший в 1653 году, был его непосредственным предшественником. А его дядя по матери Рене де Мопё являлся королевским procureur général той самой Палаты правосудия, которая его приговорила в 1625 году
[387]. В случае с Фуке, как и прежде, исходной стадией процесса был выбор судей и судебных исполнителей. Кольбер тщательно изучил кандидатуры и сделал все, чтобы отсеять тех, кто мог симпатизировать Фуке или, что еще хуже, не симпатизировать королю
[388]. На это ушло время. Состав суда, которому предстояло допрашивать и приговаривать изобличенных в финансовых «злоупотреблениях, растрате и преступлениях» против государства начиная с 1635 года, был объявлен королем лишь в середине ноября 1661 года
[389].
Во главе палаты встал Пьер Сегье, канцлер Франции. В число судей входили: Гийом де Ламуаньон, первый председатель (он же председательствующий магистрат) Парижского парламента, и Франсуа Теодор де Несмон
[390], второй председательствующий (président а mortier), женатый на сестре Ламуаньона Анне, а также Луи Фелипо де Поншартрен
[391], председатель парижской Счетной палаты. В целом суд состоял из магистратов и королевских чиновников, набранных из парижских организаций, и их провинциальных коллег. В список попали четыре ординарных магистрата (советников, conseillers) Парижского парламента: Жак Ренар (или Реньяр), Пьер Катинá
[392], Пьер де Брийяк (или Бриллак) и Никола Файе, и пять рекетмейстеров: Пьер Понсе
[393], Оливье Лефевр д’Ормессон, Луи Бушра, Даниэль Вуазен и Сирьен Беснар де Рец.
Два магистрата – Мусси и ле Боссю – были из парижской Счетной палаты, два – Жером ле Ферон и Боссан – из парижского Высшего податного суда. В качестве представителей провинциальных судов король выбрал Массено из Тулузского парламента, Франкона из парламента Гренобля, Пьера дю Вердье из парламента Бордо, ла Туазона из Дижонского парламента, Жака ле Кормье из парламента Экса, Эро (или Эйро) из Реннского парламента, Ногэ из парламента По и Франсуа Мишеля Летелье де Лувуа (сына Мишеля Летелье и будущего военного министра) из парламента Меца. Вторым указом назначались два члена Большого королевского совета, Шуар и Анри Пюссор
[394], судья парижской Счетной палаты. Таким образом, из 28 судей 11 представляли парижские суды, восемь (Сегье, Шуар, Пюссор и пятеро рекетмейстеров) – королевскую администрацию, а девять – парламенты различных провинций. Пюссор, которому предстояло сыграть в процессе важную роль, приходился Кольберу дядей по материнской линии
[395].
Генеральным прокурором и королевским обвинителем палаты был назначен Дени Талон, королевский avocat général и бывший коллега Фуке по королевской скамье в Парижском парламенте. Сын покойного и глубоко уважаемого Омера Талона
[396], тоже королевского avocat général, во времена Фронды – страстного защитника парламентских прерогатив, Талон заседал в парламенте одновременно с Фуке и часто терпел от него поражения. В 1650-х годах он активно критиковал налоговых откупщиков и не раз схлестывался с Фуке в ходе заседаний. К немалому изумлению суперинтенданта, Талон часто принимал сторону парламента, когда тот отказывался одобрить финансовые решения королевского правительства
[397]. Он считался ненавистником своего бывшего коллеги и все ближе сходился с Кольбером. Последний настоял, чтобы Талона включили в состав судей, в надежде, что его «врожденная строгость», как он это называл, послужит интересам трона
[398]. Команду Талона дополнял родственник и деловой партнер Кольбера Одар Гомон. Он должен был делать обзоры законодательства, планировать допросы, писать доклады и вести прочую документацию. Еще одного своего протеже, Луи Берье, Кольбер сделал связующим звеном между собой и палатой. Уроженец Ле-Мана, Берье нажил состояние на литейном деле (как maître des forges)
[399]. В 1665 году он поступил на службу к Мазарини и помогал ему управлять только что присоединенным герцогством Майенским. Скоро в сферу его компетенции попала и организация откупных налоговых синдикатов, специализирующихся на обширных королевских лесах в Нормандии. Участвуя в сделках, Берье богател сам и не забывал о выгоде Мазарини, Кольбера и даже Фуке.
Не имевшему юридической подготовки Берье прочили участие в расследовании на стороне обвинения в качестве «ушей и глаз» самого Кольбера. Наконец, протоколистом и судебным секретарем (grefer) был назначен Жозеф Фуко, тоже человек Кольбера
[400].
