Наша книга посвящена собственно процессу и тому политическому контексту, в котором он разворачивался. Она исследует успешную попытку Фуке и его адвокатов превратить суд в разоблачение королевских финансовых схем, практиковавшихся в предшествующие десятилетия. Добившись этого, Фуке не только совершил переворот в общественном мнении, но и заставил судей нанести королевской власти моральное поражение. А его эхо не смолкало еще десятки лет и до сих пор лежит пятном на правлении Короля-Солнце. Как и почему такое стало возможным – вот о чем эта книга.
Предыстория
5 сентября 1661 года
Лейтенант нервничал. Свой приказ, четкий и ясный, он накануне получил лично от короля, но не мог приступить к выполнению, пока его не подтвердит военный министр. Сам министр, Мишель Летелье
[17], в эту минуту беседовал с герцогом де Лафейядом
[18]. Лейтенант королевских мушкетеров Шарль д’Артаньян
[19] не хотел вмешиваться в их беседу, опасаясь раскрыть свою миссию. Но если подтверждение не поступит в самое ближайшее время, выполнить приказ окажется невозможно. А слово «невозможно» король слышать не привык.
Был понедельник, 5 сентября 1661 года, – двадцать третий день рождения Людовика XIV Двор стоял в Нанте, в старом герцогском замке в центре города. Король приехал сюда, совершая одну из своих регулярных поездок по стране, чтобы посетить добрый бретонский народ и получить «добровольное пожертвование» от верхушки провинции – Бретонского парламента, собиравшегося в ратуше неподалеку. Пожертвование ожидалось в размере от 3 до 4 миллионов ливров – круглая сумма, которая пришлась бы страдающему от безденежья монарху очень кстати. Но у поездки была и еще одна, тайная цель. О ней д’Артаньян узнал накануне вечером.
Пригласив его к себе в кабинет, Людовик поручил д’Артаньяну арестовать суперинтенданта финансов Никола Фуке, одного из самых могущественных людей во Франции.
Инструкция предписывала д’Артаньяну действовать сразу же после заседания королевского совета, назначенного на раннее утро понедельника. Однако брать суперинтенданта под стражу на территории замка было нельзя: это нарушало прерогативу командира королевской охраны маркиза де Жевра. На карте стояло больше, чем придворный этикет: Жевр был другом Фуке, и Людовик, как и его советчик Жан Батист Кольбер, не настолько доверял ему, чтобы позволить участвовать в аресте. Попытайся д’Артаньян арестовать суперинтенданта в замке, Жевр мог бы вмешаться, протестовать и, возможно, дать Фуке в суматохе ускользнуть. Поэтому арест надо было провести внешними силами. Взяв Фуке под стражу, д’Артаньян должен был сопроводить его и охрану в Анжерский замок и оставаться там до дальнейших распоряжений. Позднее в тот же день д’Артаньян зашел к Летелье за более подробными указаниями. Он получил санкции на всю необходимую подготовку, но также и предупреждение – не ясно, от Летелье или от Людовика: не приступать к аресту, пока Летелье вновь не подтвердит приказ.
Это последнее предписание едва не свело на нет меры предосторожности, предпринятые Людовиком и его сподвижниками – Кольбером и Летелье. Заседание совета перенесли на более ранний час под тем предлогом, что сразу же после совета король отправится на охоту.
В четыре утра д’Артаньян начал действовать. Вдоль главных дорог, ведущих в город, были расставлены войска с тем, чтобы перехватить любого курьера из бретонской столицы, кроме королевских посыльных. В шесть часов отряд мушкетеров рассредоточился по замку, взяв под контроль все входы. Собравшийся тем временем совет занимался своими обычными делами. Когда его участники стали расходиться, Людовик под каким-то предлогом задержал Фуке ровно на столько, сколько было нужно, чтобы бросить взгляд в окно и убедиться, что д’Артаньян ждет во дворе замка.
Тем временем остальные министры покинули замок. Д’Артаньян поспешил к Летелье за подтверждением приказа, но того уже успел перехватить герцог де Лафейяд и втянуть в какой-то долгий разговор. Ни Летелье, ни д’Артаньян не решались прервать его из опасения привлечь внимание. Наконец Летелье смог отойти и бросил д’Артаньяну короткое разрешение приступать. Еще один королевский офицер в этот момент уже направлялся в отель де Руж, где остановился Фуке, чтобы изъять его документы и записи.
Но когда д’Артаньян обернулся, ища глазами Фуке, министра уже не было – слуги унесли его в портшезе
[20]. Взяв с собой дюжину мушкетеров, д’Артаньян помчался на поиски: прочесывать улицы. Он нагнал процессию суперинтенданта недалеко от замка, на площади перед собором: видимо, тот направлялся к обедне. Д’Артаньян остановил носильщиков и, подойдя к портшезу, сказал Фуке, что должен с ним поговорить.
Когда Фуке вышел, д’Артаньян коротко сообщил, что он арестован. Ошеломленный Фуке спросил, не ошибается ли д’Артаньян? В самом ли деле приказ об аресте касается именно его, Фуке? Он настоял на чтении приказа и наконец, убедившись, что ошибки быть не может, попросил д’Артаньяна сделать это, не привлекая постороннего внимания. Д’Артаньян отвел Фуке в ближайший дом, принадлежавший канонику собора, и там обыскал его, прежде чем препроводить в ожидавшую поблизости карету. В сопровождении сотни мушкетеров кортеж направился в Анжер
[21].
До поступления новых распоряжений Фуке предстояло жить там – в крошечной сырой камере старой крепости, все еще царившей над городом, под круглосуточной охраной д’Артаньяна и его мушкетеров, в полной изоляции от внешнего мира.
Всего десять дней назад тот же Анжер принимал Фуке как государственного министра. Теперь он был государственным узником, зависящим от королевской милости и не ведающим своей дальнейшей судьбы.
Что же привело к столь резкому повороту событий?
Глава 1. Долгий путь наверх
ЛЮДЕЙ «СЕЛФ-МЕЙД»
[22] – «сделавших себя сами» – во Франции XVII века не было. Во всяком случае, среди тех, кто правил страной. «Селф-мейд» бывали только семьи. Неуклонно, поколение за поколением они, выходцы из простого сословия, поднимались все выше, торговали и копили деньги – материальную основу для повышения социального статуса семьи. Средства вкладывались в поместья и высокие придворные должности, за что последние прозвали «мылом для простолюдинов». Земельная собственность и государственная служба доставляли семье положение в обществе и титул, а с ним многие из традиционных привилегий «дворянства шпаги» – тех дворян, чей статус определялся землевладением и военной службой. Большая часть новой знати не преодолевала региональный уровень, однако некоторые выходили и на общенациональную сцену – получали должности в высших юридических, финансовых или административных структурах.
