«Так закончился этот великий процесс, – писал Ормессон, – о котором вся Франция говорила с его первого до последнего дня… Могу сказать, что существенные ошибки в описях, проявления ненависти и давления на протяжении всего процесса, фальсификации Берье и финансовый ущерб, который понесли все, даже судьи, были вескими причинами сохранить Фуке жизнь»
[988].
Глава 9. Последствия. Цена чести и совести
Людовик не решился дразнить общественное мнение и настаивать на смертном приговоре после того, как судьи проголосовали против. Вместо этого он обрек Фуке на тюремное заключение, строгость которого граничила с кошмаром. Не прошло и нескольких часов после оглашения приговора, как Фуке усадили в карету и в сопровождении дАртаньяна и ста мушкетеров отправили в неизвестном направлении. Когда кортеж выезжал из ворот Бастилии, Фуке мог слышать приветственные крики прохожих – последнюю дань, которую отдавал ему Париж. На этом его процесс был окончен
[989]. Д’Артаньян повез узника через Гренобль и Альпы, бесстрашно бросив вызов зиме с ее снегами. Через несколько недель он прибыл в королевскую крепость Пиньероль
[990] (по-итальянски Пинероло), французский форпост на итальянской стороне гор. Там д’Артаньян простился с бывшим суперинтендантом и передал его под стражу губернатору города, Бенину де Сен-Мар
[991], протеже Летелье.
Фуке выделили три комнаты на втором этаже мрачного пиньерольского донжона и двух слуг – его единственное общество. По распоряжению Летелье и, разумеется, с ведома короля узнику было отказано в общении с внешним миром. Ему не давали пера и бумаги, из книг – только сочинения на религиозные темы. Из камеры его не выпускали даже на мессу, в импровизированную часовню в том же коридоре, напротив. Практически отрезанный от человечества, помимо редких и формальных посещений губернатора, который оценивал его душевное и физическое здоровье, Фуке оказался похоронен при жизни
[992].
Летелье и его сын, а с 1666 года преемник, маркиз де Лувуа, следили за соблюдением условий содержания с большим педантизмом и неумолимостью (сохранилась их переписка с губернатором)
[993]. Впервые эта тоскливая монотонность была нарушена летом 1665 года, когда донжон серьезно пострадал от случайного взрыва. На время ремонта здания Фуке пришлось перевести в соседнюю крепость Перосс
[994]
[995]. В августе 1666-го его вернули в Пиньероль. Еще четыре года все шло по-прежнему. Затем верные слуги Фуке предприняли попытку организовать его побег, подкупив солдат гарнизона. Заговор раскрыли, возмездие было скорым. Одного из заговорщиков и четверых солдат повесили во внутреннем дворе крепости. Чтобы пресечь саму мысль о побеге, окна камеры Фуке забрали дополнительными прутьями и ставнями, перекрыв дневной свет
[996].
Первые послабления условий содержания Фуке начались осенью 1672 года, когда ему и его жене разрешили обменяться короткими сообщениями на семейные темы
[997]. Примерно тогда же ему предоставили перо и чернила, чем он воспользовался, чтобы развлекать себя сочинением теологических трактатов и стихов
[998]. Переписка на финансовые темы, начатая было Лувуа в начале 1673 года, прервалась после нескольких писем. Видимо, министр решил, что у Фуке нет никаких полезных для него идей
[999]. Наконец, в апреле 1674 года, после почти десяти лет заключения и тринадцати – с момента ареста, Фуке получил разрешение обмениваться с женой двумя письмами в год
[1000].
Не исключено, что некоторыми из послаблений Фуке был обязан появлению в Пиньероле другого узника государственного значения, графа де Лозена
[1001]. Его привезли в декабре 1671 года. Придворный, не поладивший с Людовиком XIV, и бывший жених кузины короля герцогини де Монпансье
[1002], Лозен содержался в таких же условиях, как Фуке. Последний некоторое время не знал о его появлении. Однако Лозен оказался гораздо более строптивым заключенным, чем бывший суперинтендант, и все еще располагал могущественными друзьями при дворе.
