Вскоре на бечевнике показался караван стругов. Старый атаман Галкин шел налегке впереди всех. Его постаревшая жена, как всегда, брела за ним. С отрядом шел младший сын, отрок. Другие дети выросли в походах: читать, писать, дьячить не выучились, зато умели воевать, промышлять и пахать землю.
Иван расцеловался со старым товарищем. Разглядывая галкинские струги, подивился:
— Одни мушкеты, ни одной пищали не вижу. Однако хорошо снарядил тебя воевода.
— Добрые ружья! — согласился атаман. — Прислали из Москвы. Дают в дальние службы!
Старые казаки неторопливо поговорили о новостях. К ним подошел Яков, весело сообщил, что уговорил князца Нарея идти с отрядом за море. Иван простился с сыном, атаманом и князцом. Его гребцы разобрали весла, оттолкнули струг от берега, с песней налегли на весла, наверстывая потерянное время. Сын с отцом снова разошлись по разным сторонам.
Чем жил черный дьякон Герасим, не имея никакого жалованья? «Жизнь старца — великое таинство!» — думал Иван Похабов, подплывая к устью Иркута. Он спешил доставить послов в Енисейский острог, а потому велел пристать к берегу и к Дьячему острову послал двух казаков. Те вскоре вернулись, сказали, что укрепленное зимовье пустует. Похабов знал, что оставленные им здесь люди уплыли в Братский острог.
Посольский струг переправился на другой берег. Под яром возле кельи его уже ждал старец Герасим.
— Ну что, поплывешь со мной? — поклонился ему Иван.
— Надо плыть! — замялся, завздыхал Герасим. — И как бросить все? Столько трудов положено.
— Что тебе бросать-то? — не понимая забот монаха, рассмеялся Иван. — Икону за пазуху, шубный кафтан, одеяло — в струг. Топор и котел можно спрятать. Если зимовье сожгут или келью осквернят — вернемся, заново отстроим!
— Так-то оно так! — медлил монах, стыдясь, что задерживает людей.
Нажитого добра у него было мало. Иван помог ему спрятать немногие необходимые для жизни вещи. В четверть часа Герасим был собран и сел на корме рядом с сыном боярским. Струг снова поплыл по течению реки. Гребцы запели. Монах то и дело оборачивался к местам, в которых провел добрую половину жизни.
Струг двигался от темна и до темна. Только на Осиновом острове да в Братском остроге казаки сделали дневки для отдыха. Иван Похабов обошел острог и остался доволен службой Митьки Фирсова. Братские казаки в тот же день перевезли Герасима на другой берег реки в скит. Иван осмотрел и принял собранный без него ясак. Его люди успели попариться в бане, и, как только вернулся из Братского скита повеселевший монах, посольский струг поплыл дальше.
Вскоре послышался рокот порога. Выше него казаки Похабова увидели множество дымов, суда, вытянутые на берег. У костров сушились мужчины, женщины, дети. Струг Похабова пристал к табору. Тесным кольцом его окружили енисейцы, скитника Герасима вынесли на руках. К Похабову вышел седоусый, но все еще крепкий и статный Петр Бекетов. Поприветствовав товарища, повел его к своему костру, на ходу ворчал и жаловался, покрикивая на ухо Ивану:
— Я ведь уже и не голова! Разголовлен! За этот год только половину денежного жалованья получил, хлеб, крупы, соль совсем не дали.
Возле костра, охая, лежала толстая Бекетиха. Два ясыря подбрасывали хворост в огонь и готовили ужин. Разглядев Ивана, Бекетиха вострубила зычным слезным голосом:
— Наказал Бог! Придется нам с Петром на старости лет меж дворов скитаться!
Свою бедность Бекетовы, как водится, преувеличивали. Иван приглушенно гоготнул и напомнил:
— У вас два сына на пашне, десятин по двести у каждого, да ясырей не счесть! — При своем жалованье, самом низком среди енисейских сынов боярских, Похабову трудно было понять жалобы друзей.
— Сыновья — отрезанный ломоть, — простонала Бекетиха. — Своим домом живут, своим умом. Зачем им мы, старые захребетники.
Зная бабьи слезы, Иван слушал ее вполуха, глядел на товарища, высматривал знакомых казаков. Притом, что в отряде было три десятка служилых, среди них шли два старых пятидесятника.
Бекетов усадил товарища, сам присел, привычно щурясь от дыма. Ясыри сунули ему и гостю в руки чашки с горячим травяным отваром.
— Иду тебе на перемену в Братский острог, — стал обстоятельно рассказывать Петр Иванович. — Собрали со мной стариков, и выслали нас из Енисейского с бабами и с детьми! — пожаловался, кусая ус. — Там нынче правит новый воевода, сын боярский Федор Полибин. Ничего плохого про него не скажу, он сменил Федьку Уварова и почему мне прислали государево жалованье вдвое меньше прежнего — не знает. Догадываюсь, Федькины козни: не простил, что я его держал в тюрьме. Воздал отмщением. Про Ер-меса слыхал?
— Слыхал! — поморщился Иван.
— Если нынешний воевода отправит тебя с послами в Тобольский или в Москву, не отказывайся и за меня там похлопочи. А я в Енисейский вернусь разве по государеву указу. Обидели старого стрельца, — опустил кручинную голову. Повздыхав, продолжил: — Четырех пашенных везу своим подъемом. Хочу их в Братском на землю посадить, чтобы свой хлеб был и не сквернить живота в постные дни. Пора о душе подумать.
— Похлопочу! — неуверенно пообещал Иван. — Только куда уж мне в Москву-то? Разве в Тобольский отправят.
— С такими послами могут и в царских палатах принять! — кивнул в сторону причалившего струга Бекетов. — Бери с собой соболей и лис. Сшей две собольи шубы в зиму да поддевку. Что на тебе надето, провезешь беспошлинно: ты — служилый. По пути поменяешь на ходовой товар. Даст Бог, вернешься с ним в Енисейский и будет твоя прибыль больше, чем за всю прежнюю службу от государева жалованья.
И обо мне не забудь, — напомнил. — Пусть указом восстановят в головстве и в прежнем жалованье.
— А себе буду просить тихую службу! — вздохнул Иван, примечая вблизи, как постарел Бекетов.
С галкинской заимки Похабов отправил в острог вестовых на резвых конях, чтобы там встретили послов мунгальского царевича с подобающими почестями. Гребцы струга нетерпеливо поглядывали вперед, но не налегали на весла. Их несла река. Сын боярский давал время начальным людям острога, чтобы приготовились к встрече.
Едва на левом берегу Енисея завиднелись купола острожных церквей, он приказал дать залп из пищалей. Под яром у причала, напротив главных острожных ворот, уже толпились люди в праздничных одеждах. Со смотровой башни в синее небо взметнулись пороховые грибки ответных выстрелов. Гребцы наконец-то налегли на весла, струг понесся к причалу, развернулся против течения, подгребая к берегу. Полдюжины молодых казаков и посадских вошли в воду, схватили его за борта. На помощь им кинулись другие и с ликованием вытащили тяжелое судно на сушу.
— Слава Тебе, Господи! — встали на корме и закрестились Иван Похабов со старцем Герасимом.
По ступеням крутого берега к воде спускался новый воевода. За ним шли два незнакомых сына боярских и прежний, уваровский, подьячий Василий Шпилькин. Похоже, что государево число средних чинов
110 в остроге снова было увеличено.
