Я перешла в гостиную и осмотрелась. Возможно, я больше никогда не увижу все эти вещи. Так что же мне взять с собой? Конечно, семейные фото и видео. Мой муж Джерри уже снимал со стен фотографии в рамках и клал их в корзины для белья. Я бормотала про себя: «Бог ты мой, сколько времени понадобится, чтобы все это повесить на место!»
Я собрала два чемодана одежды и обуви. Пришлось оставить рисунки и поделки нашей дочки Селы и несколько коробок с вещами из моего детства. Джип Джерри был забит его рабочим оборудованием. У меня была небольшая машина, в которой поедут Села, три наши собаки, кошка в «перевозке», хомяк дочери и ровно столько личных вещей, сколько мы сможем впихнуть в оставшееся пространство.
Как только мы закончили укладывать вещи в автомобиль, раздался звонок от соседей, которые жили неподалеку от нас. «У нас сильное задымление, мы уезжаем».
Через несколько минут и у нас все покрылось густым дымом, и я сказала Джерри, что пора двигаться. Оставив включенным генератор, чтобы холодильники не разморозились, мы присоединились к потоку машин, ехавших в сторону пустыни. Это было единственное направление, не охваченное огнем.
Там, где мы остановились, телевизор не работал, и мы не смотрели новости, но друзья часто звонили и рассказывали о продвижении пожара. В среду около полудня моя подруга Карен сообщила: «Прямо сейчас показывают, как пытаются спасти твой дом». Вертолеты департамента лесоводства два часа сбрасывали на него воду и специальные жидкости для тушения огня.
Пока мы, затаив дыхание, ждали очередных новостей, наша семилетняя дочь Села заставила нас улыбнуться своим заявлением: «Мам, если наш дом сгорит, то ты мне будешь дарить меньше игрушек, чтобы не нужно было так часто убираться в комнате». У Селы определенно философский склад ума!
Потом снова позвонила Карен: «Прости, что мне приходится тебе это говорить, но у вас только что провалилась крыша». Она продолжала смотреть телевизор и чуть позже добавила, что вход в дом охвачен пламенем.
Произошло то, о чем я боялась и думать. Я прислонилась к Джерри и заплакала.
На следующее утро я проснулась раньше всех и взяла в руки Библию. Я, не думая, открыла книгу на строчках из Книги пророка Исаии: «Пойдешь ли через огонь, не обожжешься, и пламя не опалит тебя» (Исаия 43:2). Чуть ниже я прочитала следующее: «Вот, Я делаю новое; ныне же оно явится; неужели вы и этого не хотите знать? Я проложу дорогу в степи, реки в пустыне» (Исаия 43:19). Казалось, что Господь говорит это лично мне.
Через неделю после пожара мы в первый раз приехали на развалины дома. Зрелище было печальным. Из кучи обломов торчали куски исковерканного железа. Я узнала металлический каркас кровати Селы. В этой кровати я каждый вечер накрывала ее, целовала и желала спокойной ночи. А вот и пружины дивана, на котором я сидела, смотрела в окно на деревья и молилась.
Я обошла пепелище, чувствуя в душе сосущую пустоту. «Боже, – молила я, – прошу Тебя, покажи мне что-нибудь уцелевшее». В груде золы и мусора я увидела остатки елочных игрушек. Обычно мне надо было подниматься за ними в чулан под самой крышей. Новогодние украшения превращали наш дом в самое уютное место на земле.
Из золы торчало еще что-то, имеющее свою изначальную форму, не уничтоженную пожаром. Это была глиняная фигурка из набора сцены Рождества Христова – пастух. Я покопалась рядом и обнаружила трех мудрецов, Иосифа, ангела, а также младенца Иисуса.
Все они не пострадали. Огонь только сжег краски, которыми были вручную расписаны фигурки, и теперь они стали абсолютно белыми. Когда я собрала их все, то поняла значение своей находки. Господь послал нам Свой очищающий огонь, который мы пережили и выстояли. Так же как и эти фигурки, пройдя через пламя, изменились и мы сами.
Держа в руке фигурку младенца Иисуса и глядя на руины того, что раньше было нашим домом, я поняла еще одну вещь. В нашей жизни могут происходить любые катаклизмы, но младенец, родившийся 2000 лет назад в хлеву, неизменно остается с нами. Он будет утешать сотни семей, которые потеряли в огне все, Он не покинет нас в час горя, согреет нас Своим теплом и придаст нам сил. И вместе с нами Он войдет в нашу новую жизнь.
Сандра Сладкей
День Независимости
Свобода – это кислород для души.
Моше Даян, израильский военный и государственный деятель
Я помню наизусть слова песни, которая звучала по радио в тот день, когда мы колесили по улочкам нашего городка по делам и за покупками. Мама держала руль правой рукой, а левой размахивала в такт мелодии и громко пела. Казалось, она сама превратилась в героиню песни, которая обрела свободу.
Я знала песню «День Независимости», написанную Гретчен Питерс, но не только из-за того, что она была новой и тем летом ее часто исполняли по радио. Я знала ее еще и потому, что мои отец с матерью постоянно ругались и дрались. Перед моими глазами разворачивалась драма, которая описывалась в песне. Мне было четырнадцать лет, и от этих слов у меня в душе все переворачивалось.
Это история о домашнем насилии, рассказанная от лица восьмилетней девочки. Пока дочка участвует в параде, мать поджигает дом и сгорает вместе со своим мужем – тираном и алкоголиком.
Это песня о том, как женщина обретает свободу от деспота-мужа в День Независимости США, 4 июля. Там нет рассуждений о том, правильно ли она поступила, эта женщина. Мы понимаем, что у нее не было другого способа защитить свою маленькую дочь от домашнего насилия.
«Пусть придет свобода, пусть поет белый голубь… Пусть слабые станут сильными, пусть правые будут неправы». Вот такие слова мама громко распевала в машине.
В то лето она бросила отца и больше к нему не вернулась. Я была подростком и вначале не одобряла поступок матери. Мне тогда казалось, что она не подумала обо мне. Из-за маминого решения мы переехали в другой дом, мне пришлось ходить в другую школу, ездить на другом школьном автобусе, запоминать другой телефонный номер и, что самое плохое, жить на зарплату одного родителя, а не двух.
В тот день, когда мы ездили по городу и мама пела песню, я украдкой рассматривала ее. У матери были длинные рыжие волосы и темно-карие глаза. Она была красивой. Несмотря на то что я не всегда поддерживала ее решения и мне казалось, что она ограничивает мою свободу, я уважала свою мать за силу характера. Она была очень одинока. За маской красавицы, которую видели в ней люди, скрывалась грустная и усталая женщина.
Ради меня и моей младшей сестры мама старалась быть сильной, но я заметила, что она начала часто плакать. Боль от того, что ее брак не сложился, переросла в депрессию. Я старалась поддерживать мать и сочувствовать ей, но не могла изменить ситуацию.
Мы часто засыпали все вместе в одной кровати. Мама плакала и, засыпая, шептала нам с сестрой: «Я люблю вас больше жизни».
В тот день, когда мама пела в машине, я поняла, почему эта песня так дорога ей. Для нее очень много значили свобода, независимость и возможность делать то, что ей нравится. Я испытала чувство благодарности за те жертвы, на которые мама шла ради благополучия своих детей. Хотя наши финансовые дела складывались не самым лучшим образом, но благодаря ее решимости мы жили в доме, где не было физического и психологического давления. Мы больше не знали, что такое страх.
