Любжи старался не думать о необходимости снова спасаться бегством, но с каждым днем он все чаще чувствовал на себя злобные косые взгляды. К тому же, он не мог не заметить, что некоторые местные жители с радостью готовятся к встрече с нацистами.
Однажды утром, когда Любжи шел по улице, какой-то прохожий обозвал его пархатым жидом. Любжи опешил, но через несколько дней это уже стало обычным явлением. Потом в витрину магазина Черани полетели первые камни. Некоторые постоянные покупатели стали переходить дорогу и делать покупки у господина Фаркаса. Но Черани упрямо твердил, что верит Гитлеру, который категорически утверждал: он никогда не нарушит территориальную целостность Венгрии. Любжи в ответ напомнил хозяину, что фюрер говорил те же слова перед вторжением в Польшу.
Любжи понимал, что скопил недостаточно денег для перехода через другую границу, и в следующий понедельник, пока Черани не спустились к завтраку, он решительно пересек улицу и вошел в магазин конкурента. Господин Фаркас не мог скрыть удивления при виде возникшего на пороге Любжи.
— Вам все еще нужен помощник управляющего? — прямо спросил Любжи, опасаясь быть замеченным на чужой стороне улицы.
— Нет, если он еврей, — глядя на него в упор, ответил господин Фаркас. — Как бы хорош он ни был. В любом случае, когда сюда придет Гитлер, я заберу ваш магазин.
Любжи молча повернулся и вышел. Когда час спустя в магазине появился господин Черани, он рассказал ему, что господин Фаркас снова приглашал его на работу.
— Меня нельзя купить, ответил я.
Господин Черани кивнул, но ничего не сказал. Любжи не удивился, когда в пятницу, открыв конверт с жалованьем, обнаружил новую небольшую прибавку.
Любжи по-прежнему откладывал почти все заработанные деньги и начал составлять план побега. Каждую ночь, когда Черани отправлялись спать, он потихоньку спускался вниз и изучал старый атлас в кабинете хозяина. Он перебрал несколько вариантов. Югославия отпадает: ее ждет та же судьба, что Польшу и Чехословакию — это лишь вопрос времени. Об Италии не могло быть и речи, равно как и о России. Наконец он остановил свой выбор на Турции. Хотя у него не было официальных документов, он решил в конце недели пойти на вокзал и попробовать сесть на поезд, идущий в Стамбул через Румынию и Болгарию. После полуночи он закрыл старые карты Европы и вернулся в свою крошечную комнатку под крышей.
Он знал, что приближается время, когда ему придется посвятить господина Черани в свои планы, но решил отложить разговор до пятницы и сначала дождаться зарплаты. Он лег в постель и заснул, пытаясь представить жизнь в Турции. Интересно, есть там рынок? А торговаться турки любят?
Громкий стук вырвал его из глубокого сна. Он вскочил с кровати и подбежал к маленькому окошку, выходящему на улицу. Дорогу заполонили солдаты с винтовками. Некоторые колотили в двери прикладами. Через несколько минут они доберутся до дома Черани. Любжи быстро оделся, вытащил из-под матраца пачку денег и сунул за пояс, затянув потуже широкий кожаный ремень на брюках.
Потом он сбежал вниз и закрылся в ванной комнате, которую делил с Черани. Схватив бритву старика, он быстро срезал длинные черные пейсы, свисавшие до плеч, и спустил их в унитаз.
Любжи уставился на себя в зеркало. Он молил Бога, чтобы светло-серый двубортный костюм, белая рубашка и синий галстук в крапинку обманули оккупантов, и они приняли бы его за обычного венгерского бизнесмена, приехавшего в столицу. Во всяком случае, теперь он говорит по-венгерски без малейшего акцента. Немного помедлив, он вышел из ванной и услышал, как колотят в дверь соседнего дома. Он быстро заглянул на кухню, но Черани там не было. Тогда он бросился на кухню. Старики сидели под столом, прижавшись друг к другу. Глядя на семь зажженных свечей Давида, вряд ли кто-нибудь поверит, что они не евреи, подумал Любжи.
Не сказав ни слова, Любжи на цыпочках подкрался к кухонному окну, выходившему на задний двор. Он осторожно опустил фрамугу и высунул голову. Солдат нигде не было видно. Он посмотрел направо и увидел вспрыгнувшую на дерево кошку. Потом повернул голову налево и столкнулся взглядом с солдатом. Рядом с ним стоял господин Фаркас. Он кивнул и сказал:
— Это он.
Любжи с надеждой улыбнулся, но солдат грубо двинул ему прикладом по лицу. Любжи головой вперед вывалился из окна и упал на дорожку.
Приподняв голову, он увидел, что в глаза ему нацелен штык.
— Я не еврей! — закричал он. — Я не еврей!
Вероятно, его слова звучали бы убедительнее, если бы он произносил их не на идиш.
ГЛАВА 6
ДЕЙЛИ МЕЙЛ, 8 февраля 1945 года:
ЯЛТА: КОНФЕРЕНЦИЯ БОЛЬШОЙ ТРОЙКИ
Никто в школе Сент-Эндрюз не удивился, когда директор не предложил Киту, ученику выпускного класса, стать школьным префектом.
Но одну школьную должность Кит непременно хотел заполучить до своего окончания, даже если все его сверстники не желали дать ему ни малейшего шанса.
Кит мечтал стать редактором школьного журнала «Сент-Энди», как отец в свое время. Кроме него на это место претендовал всего один человек — его одноклассник по прозвищу «Зубрила» Томкинс, который в прошлом году был заместителем редактора, и сам директор считал его «надежным работником». Шестьдесят три шестиклассника с правом голоса видели в Томкинсе, которому уже предложили изучать английский язык в Кембридже, основного фаворита. Но никто еще не знал, как далеко готов зайти Кит, лишь бы добиться своего.
Однажды, незадолго до выборов, Кит обсудил проблему с отцом во время прогулки в их загородном поместье.
— Избиратели часто меняют свое мнение в самый последний момент, — говорил отец. — От многих из них можно добиться чего угодно с помощью подкупа или страха. Этот способ действует и в политике, и в бизнесе, я убедился в этом на собственном опыте. С какой стати в шестом классе Сент-Эндрюз должно быть иначе? — Сэр Грэхем замолчал, пока они поднимались на вершину холма. — И никогда не забывай, — продолжил он, — у тебя есть преимущество перед многими кандидатами на других выборах.
— Какое? — спросил семнадцатилетний юноша, спускаясь вместе с отцом к дому.
— При таком крошечном электорате ты всех избирателей знаешь лично.
— Это могло бы стать преимуществом, будь я популярнее Томкинса, — вздохнул Кит, — но увы.
— Редкие политики рассчитывают на одну только популярность у избирателей, — уверял его отец. — Если бы это было так, половина мировых лидеров осталась бы без работы. Лучший тому пример — Черчилль.
Кит напряженно вслушивался в слова отца, пока они не спеша шагали к дому.
Когда Кит вернулся в Сент-Эндрюз, до выборов оставалось всего десять дней, и он решил воспользоваться советами отца. Он испробовал все виды убеждения, какие только приходили ему в голову: билеты на Мельбурнское крикетное поле, бутылки пива, нелегальные пачки сигарет. Одному избирателю он даже пообещал устроить свидание со своей старшей сестрой. Но когда он подсчитывал голоса, на которые может надеяться, он все еще не был уверен, что получит большинство. Ведь нельзя знать наверняка, как проголосует тот или иной избиратель во время тайного голосования. К тому же, директор отдавал предпочтение другому кандидату, и это еще больше осложняло положение Кита.
