Почему мир остался в стороне? Во-первых, он не отслеживал передачи радио RTLM и слабо представлял силу речей, разжигавших ненависть в стране. Одним из немногих западных людей, бивших в набат, был генерал Дэллейр – он неоднократно, хотя и без успеха, просил разрешения прекратить работу RTLM. Спустя несколько лет генерал писал: «Чтобы предотвратить такие трагедии в будущем, нужно в зонах гражданских войн осуществлять международный контроль над радиовещанием».
После 6 апреля 1994 года трагедию усугубил выезд из Руанды почти всех уроженцев Запада. Память о гибели восемнадцати американских солдат в Сомали в инциденте со сбитым «Черным ястребом» и ужасная расправа над мертвыми телами до сих пор свежи в умах американцев. В январе 1994 года, за три месяца до авиакатастрофы, спровоцировавшей геноцид, информатор руандийского правительства рассказал генералу Дэллейру о стратегии хуту: они спровоцируют убийство нескольких бельгийских миротворцев ООН, что позволит выдворить миротворческие силы из страны. Благодаря информатору миротворцы обнаружили несколько тайников оружия, принадлежавших хуту.
За три месяца до фатальной катастрофы президентского самолета, в знаменитом «факсе о геноциде», отправленном 11 января 1994 года в Нью-Йорк, генерал Дэллейр сообщил о заговоре и попросил разрешения уничтожить тайники оружия. Кофи Аннан, генеральный секретарь ООН, не только отказал генералу Дэллейру, но и велел открыть имя информатора правительству хуту (три года спустя Аннан совершил еще более постыдный поступок: приказал генералу Дэллейру не давать свидетельские показания перед бельгийским сенатом, расследовавшим роль ООН в авиакатастрофе).
События разворачивались согласно плану хуту. После того как они подбили самолет, хуту сфабриковали историю, согласно которой сделать это приказали бельгийцы, и под данным предлогом казнили десять бельгийских солдат. Остальные бельгийцы, а вместе с ними большинство миротворцев генерала Дэллейра и почти все иностранное население Руанды покинули страну. ООН приказала генералу Дэллейру не защищать тутси, но гарантировать безопасную эвакуацию иностранцев.
Судьбу тутси решило фактическое отсутствие в стране западных наблюдателей. На момент катастрофы лишь несколько журналистов – главным образом, фрилансеры – вели репортажи из Руанды. Впоследствии многочисленные корреспонденты сопровождали отряды вошедшего в страну Руандийского патриотического фронта (РПФ), но связь с РПФ мешала непосредственно лицезреть преступления. Один репортер действовал независимо: это англичанин Ник Хьюз, у которого были при себе две маленькие видеокамеры. 11 апреля 1994 года он забрался на крышу французской школы в Кигали и незаметно от солдат хуту, стоявших внизу, снял, как те хладнокровно, почти буднично, убивают несколько пленных – мужчин и женщин. Это лишь один из нескольких видеорепортажей, свидетельствовавших о геноциде в Руанде.
Хотя репортаж Хьюза и другие свидетельства преступлений просочились в западную прессу довольно быстро, западные СМИ уверяли, что это не более чем случайная вспышка африканской племенной жестокости. На тот момент имелись более важные новости: геноцид начался незадолго до дела О. Дж. Симпсона. Даже Тоне Хардинг, дисквалифицированной олимпийской фигуристке, телевидение уделило больше времени, нежели событиям в Руанде.
Хьюз описал значение своего репортажа красноречиво и остро:
Теперь я знаю: то, что я видел, есть олицетворение зла. Многие из тех, кто был там, позднее чувствовали потребность объяснить случившееся любому, кто готов был слушать. Это – единственные свидетельства геноцида, и они шокируют. В каком-то смысле только они свидетельствуют о том, что событие действительно имело место. Если бы только таких свидетельств было больше!
Приписать склонность к геноциду хуту или, если уж на то пошло, немцам, сербам или красным кхмерам было бы слишком просто. Печально, но в подобных обстоятельствах геноцид могут устроить почти все народы, расы или этнические группы; одним из самых кровожадных дикторов RTLM был бельгиец Жорж Руджу.
Ханна Арендт первая привлекла внимание к «банальности зла» в своем знаменитом репортаже «Эйхман в Иерусалиме». В книге «Освенцим: новая история» Лоуренс Рис детально описал, как структурированное институциональное окружение может изменить сознание людей: они станут воспринимать индустриализацию смерти как нечто обычное и даже похвальное, нечто наподобие производства компьютерных чипов или тренировки в фитнес-зале. Рис обнаружил, что сотрудники лагерей смерти, будь то мужчины или женщины, считали себя хорошими людьми, делающими важное дело. В 1960-х и 1970-х годах психологи Стэнли Милгрэм и Филипп Зимбардо подтвердили эту концепцию серией экспериментов, в которых испытуемые с поразительной легкостью совершали жестокие, а иногда и фатальные поступки по отношению к невинным жертвам. Или, как просто сказал человек, переживший холокост, Примо Леви: «Это случилось, значит, произойдет снова, и может произойти где угодно».
В середине 1990-х годов в развитых странах быстро распространились современные коммуникационные технологии, такие как факсы, мобильные телефоны и персональные видеокамеры. Не так обстояло дело в Африке: в 1994–1996 годах видеокамеры в Руанде и Заире встречались редко, и, как заметил Ник Хьюз, геноцид можно было остановить, если то, что происходило, снимали бы на камеру. Большим несчастьем для Руанды оказалось то, что геноцид девяностых происходил в обстановке шестидесятых с их неразвитыми технологиями.
Трагично, что и фашисты, и хуту отлично понимали деспотический и убийственный потенциал радио. С другой стороны, за железным занавесом Советский Союз столь извращенно использовал возможности радио и телевидения, что это способствовало его развалу.
Глава восьмая
Товарищи, которые не могли транслировать честные передачи
«Н. И. Столярова примчалась с новостью о том, что на Западе появилось русское издание «В круге первом»; она также шепнула мне на ухо, что найден способ через неделю опубликовать на Пентекосте «Гулаг». Колокол отбивал наш час на невидимой колокольне».
Александр Солженицын, «Незримые союзники»
Была бы Земля, не будь Солнца?
Комментарий Леха Валенсы о роли радиостанции «Свободная Европа» в освобождении Польши от коммунистического правления.
В семидесятых годах большинство русских не волновал вопрос безопасности атомных электростанций, работавших по всему Советскому Союзу. Их уверенность ничуть не пошатнула едва не произошедшая в 1979 году катастрофа на атомной электростанции Три-Майл-айленд в Пенсильвании, поскольку все решили, что западные СМИ, как обычно, делают из мухи слона. Как сказал некий инженер атомной станции в советском городе Припять: «Страхи, связанные с атомными электростанциями, надуманы, никакой опасности они не представляют. Я работаю в белом халате. Воздух чист и свеж, он тщательно фильтруется».
Весной 1986 года ядерное заражение вынудило бежать как население Припяти, находящейся в пятидесяти милях к северу от Киева, так и жителей ближайших окрестностей; всего было эвакуировано почти пятьдесят тысяч человек. Экономика города зависела от четырех работающих реакторов, еще два строились. Станция в Припяти должна была стать крупнейшим производителем электричества в мире, способным осветить, к примеру, каждый дом в Англии.
