И ведомая этим «богом» пенсионерка пошла по всей деревне агитировать народ лететь на другую планету. И – представьте себе! – почти треть деревни согласилась покинуть ее. И к назначенному часу в назначенный день люди (а это были и старые, и малые) начали подтягиваться с узелками в руках к избе, где собираются «иеговисты». Народ оделся по-праздничному – в то лучшее, что сохранилось от застойных времен, мужчины по такому случаю даже галстуки надели.
Корабль, как вы понимаете, за ними не прилетел. И бедные люди, померзнув пару часов на морозе (а мороз в этот день стоял лютый, градусов под 35), начали расходиться, «разводя безнадежно руками», как сказал поэт Некрасов.
Две трети деревни, не поверившие в прилет корабля, до сих пор смеются над теми, кто поверил. Сквозь слезы смеются. А «иеговисты» по-прежнему собираются в избе и читают «Башню стражи». И «бог» также является той пенсионерке и во сне, и наяву. Что он внушит ей в следующий раз? Может, деревню поджечь?
И все это, повторюсь, происходит от безысходности, в коей пребывает большая часть населения нашей несчастной страны.
Такая вот история случилась в моей родной деревне. Скажи, дорогой читатель: а если тебе предложили бы завтра улететь на другую планету, ты бы согласился?..
Александр Росков
Ни фига себе шуточки!
У нас в плотницкой бригаде мужик работал – Васька Стряпухин. Что скажи поперек, сразу за топор хватался, такой нервный был. Потому никто и не говорил ему ничего поперек. Он еще и в тюрьме сидел четыре года.
Первого апреля плотник Венька Востряков зашел в контору, в кабинет к прорабу Аркадию Ивановичу и говорит:
– Иваныч, там на стройке Стряпухин шумит. Голову, говорит, Аркаше отрублю – наряды худо закрыл.
Прораб отмахнулся от Вострякова, как от мухи. А тот пришел на стройку и – к Стряпухину.
– Васька, тебя Иваныч в контору зовет. Двери у него в кабинете не закрываются. Возьми топор да сходи подтеши, подколоти, где надо.
Стряпухин без всякой задней мысли пришел в контору. Иваныч как увидел его у себя на пороге с топором – в окошко выскочил. Две рамы вышиб и даже не порезался. Контора-то – одно название – изба деревянная, одноэтажная.
Потом, узнав, что это шутка была, сказал: – Хреновые шутки – огнем в задницу тыкать. А рамы в кабинете ему Стряпухин вставил. В тот же день. Новые.
А. Рябов, г. Каргополь
Осторожно: дедушка!
Кто в больницах лежал, тот знает, что там все передачи, все продукты, которые из дома родственники приносят, надо в холодильнике хранить.
Холодильник такой стоит на каждом этаже в областной глазной больнице, где я лежал с подозрением на глаукому.
И вот у нас один полуслепой дед из соседней палаты отчудил. Он вообще попал в больницу в первый раз, порядков этих не знает.
А сам-то он из деревни какой-то приморской был, куда из Архангельска можно было по прямому телефону из больницы позвонить.
И вот этот дед почти каждый день бабке своей звонил – телефон-то в коридоре на нашем этаже был. Вот один раз дед говорит с бабкой. А голос-то у него громкий. На том конце провода, видно, бабка спрашивает его, чего из продуктов привезти.
А он кричит в трубку:
– Да ничего не привози! Я и тут не голодую! Тут в конце коридора холодильник стоит, так там все есть: и колбаса, и масло, и яйца вареные, даже иногда семужка бывает. Я середки ночи есть захочу, встану да и поем!
Вот ведь какое дело-то! А больные все жаловались, что кто-то продукты у них из холодильника ворует. А тут вор сам себя открыл! Но дед-то думал, что это холодильник специально для больных стоит. Так что он не воровать туда лазал…
П. Бобков, г. Архангельск
Перевозчик-переносчик
Помните, в брежневские времена в деревни шефов городских на уборку урожая отправляли? Вот как-то летом в Устьянский район приехали шефы из Архангельска. Понятно, что с радости – от жен оторвались, на свободу да на природу выехали – накупили мужики вина. И повезли их на автобусе со станции Костылево по худому проселку аж за сто километров – в деревню Бесстужево. Там им общежитие было приготовлено, ждали уже их.
Мужики по дороге напились. К переправе (а Бесстужево на той стороне реки было) подъехали поздно, паром уже не ходил. Автобус остался на этой стороне, а шофер по подвесному мосту (мост пешеходный на тросах через реку был подвешен) домой уканал.
А пьяные мужики пока с багажом разбирались, пока то да се – гроза началась. Гром! Молния! Ветер! Ветром подвесной-то мост раскачивает, а они – горожане, по таким мостам век не хаживали. Вот и стоят на берегу, мокнут под дождиком. Хмель из них быстро вышибло! Один – самый смелый – попробовал было пройти по мосту, десять метров прошел и обратно на карачках вернулся. Ну, а тут шел с поля домой, на тот берег, местный тракторист Борис Нецветаев. Он бугай здоровый, ему по мосту ходить тоже не привыкать. Да и все местные в любой ветер могут запросто по мосту ходить.
Борис быстро оценил обстановку. И гаркнул:
– Ну чо, мужики, давайте каждый по рублю – всех на ту сторону перенесу!
Горожане обрадовались (а их человек двадцать), скинулись по рублю. Ну, он их всех быстро по мосту на ту сторону на закорках перетаскал. Один только мужик остался, самый пьяный.
Борис понес его, до середины моста дошел, и тут ка-а-к молния врезала, как гром шибанул! Мост из-под ног Бориса стал уходить. Он решил спасать себя, крикнул:
– Хрен с ним, с рублем! – и скинул этого горожанина с плеч в реку.
Хорошо, что река Устья в этом месте была не очень глубокая – выволокли мужика из реки на первом же повороте.
К Борису Нецветаеву с тех пор прозвище в деревне приклеилось: «Хрен с ним, с рублем!»
Г. Алексеев, г. Северодвинск
Рукавицы Степаныча
У нас в совхозе все мужики мастаки выпить. С получки-то да авансу запьянствуют и пьют, пока жены деньги у них не заарестуют. А как заарестуют – все, сухой закон начинается. И рады бы мужики на «каменку плеснуть», да ресурсу нету.
Пробовал кое-кто к совхозному главбуху Петру Петровичу подкатиться, чтобы тот десяточку в счет будущей получки выписал, да не тот человек был главбух. Сам пил дома под одеялом, водку на хлеб намазывал вместо масла, а мужиков не понимал, потому как у денег сидел. Уставится на просителя сквозь очки и не говорит ничего, а тот постоит-постоит у порога и уйдет ни с чем.
Только одному мужику не отказывал Петр Петрович в денежке в счет зарплаты – Василию Степановичу Худякову. Худяков ассенизатором работал, уборные да помойки на центральной усадьбе совхоза чистил. Чистил, грузил в деревянный короб, поставленный на конные сани, и вывозил на лошадке на поля.
