Мистер Лаутер, со своим длинным туловищем и короткими ногами, был робким, почти всем улыбался из-под золотисто-рыжих усов и почти всех располагал к себе кротостью, мало говорил и много пел.
Когда стало известно, что сестры Керр перевели попечение над этим застенчивым улыбчивым холостяком на постоянную основу, мисс Броди выдумала, что он худеет. Об этом открытии она объявила в тот момент, когда Дженни и Сэнди заметили, что сама мисс Броди постройнела, и, поскольку они приближались к тринадцатилетию и за такими вещами следили особенно внимательно, принялись гадать, может ли она быть привлекательной и желанной для мужчин. Они видели ее теперь в новом свете и решили, что она обладает неброской романтической красотой, а похудела из-за неутоленной страсти к мистеру Ллойду и благородного отречения от него в пользу мистера Лаутера и что это ей очень идет.
Теперь мисс Броди говорила:
— Мистер Лаутер в последнее время исхудал. Не доверяю я этим сестрицам Керр, они по скупости плохо кормят его, скупость у них в крови. Того, что они оставляют ему по субботам, едва хватает до конца воскресенья, не говоря уж об остальных днях недели. Если бы только мистер Лаутер согласился уехать из этого большого дома и снять квартиру в Эдинбурге, о нем было бы гораздо легче заботиться. А забота ему необходима. Но его не уговорить. Невозможно уговорить мужчину, который не возражает, а только улыбается.
Она решила надзирать за сестрами Керр по субботам, когда они готовили для мистера Лаутера на неделю вперед.
— Им хорошо за это платят, — говорила мисс Броди. — Я буду ездить и следить, чтобы они покупали то, что надо, и в нужных количествах.
Кому-то подобное заявление могло бы показаться наглым, но девочкам такое и в голову не приходило. Они горячо убеждали мисс Броди вмешаться и приструнить сестер Керр, отчасти предвкушая интересные последствия, отчасти из уверенности, что мистер Лаутер своей обезоруживающей улыбкой сгладит любые трения. Сестры Керр были до крайности трусливы, а главное — мисс Броди одна стоила обеих сестер вместе взятых, она была квадратом гипотенузы прямоугольного треугольника, а они — всего лишь квадратами его катетов.
Сестры Керр отнеслись к вторжению мисс Броди абсолютно безропотно, а поскольку они всегда смиренно подчинялись любому, кто желал навязать им свою власть, то позднее без колебаний отвечали на заинтересованные вопросы мисс Скелетон. Мисс Броди твердо вознамерилась откормить мистера Лаутера, а так как это требовало ее ежесубботнего присутствия в Крэмонде, то и ее клан стали попарно, по одной паре в неделю, приглашать в резиденцию мистера Лаутера, где он, улыбаясь и поглаживая девочек по головкам или дергая хорошенькую Дженни за кудряшки, взглядом искал одобрения или ожидал укора или еще чего-нибудь со стороны кареглазой Джин Броди. Пока она поила их чаем, он улыбался, а иногда, отодвинув чашку с блюдцем, переходил к роялю и начинал петь. Он пел:
Марш, марш, Эттрик и Тевьотдейл,
Какого вы черта не держите строй?
Марш, марш, Эскдейл и Лиддесдейл,
Синие шапки
[37], смелее в бой.
Закончив пение, он всегда застенчиво улыбался и, снова поднося чашку ко рту, смотрел из-под рыжих бровей на Джин Броди, пытаясь понять, что она думает о нем в данный момент. Для него она была просто Джин, но этот факт клан Броди считал правильным хранить в тайне от посторонних.
Мисс Броди сообщила Сэнди и Дженни:
— Я живо разобралась с этими сестрицами Керр. Они морили его голодом. Теперь я сама слежу за заготовкой провизии. Не забывайте: я происхожу от Уилли Броди, человека состоятельного, изготовителя корпусной мебели и проектировщика виселиц, члена городского совета Эдинбурга и содержателя двух любовниц, которые в общей сложности родили ему пятерых детей. Во мне говорит его кровь. Он обожал игру в кости и петушиные бои. В конце концов его объявили в розыск за ограбление акцизного ведомства — не то чтобы он нуждался в деньгах, ночными грабежами он занимался исключительно из любви к риску. Разумеется, его арестовали, за границей, и отправили на родину, в тюрьму Толбут, но ему просто не повезло. Он умер весело, на виселице собственной конструкции, в тысяча семьсот восемьдесят восьмом году. Как бы то ни было, но я сделана из того же теста и не потерплю никакого вздора со стороны мисс Эллен и мисс Элисон Керр.
Мистер Лаутер спел:
Матушка, готовь мне тесную постель,
Умер мой возлюбленный,
Зачем мне жить теперь?
И взглянул на мисс Броди. Но она смотрела на чашку с отбитым краем.
— Должно быть, это Мэри Макгрегор постаралась, — проговорила она. — Мэри была здесь в прошлое воскресенье с Юнис, и они мыли посуду. Это наверняка ее работа.
За окном на летней лужайке сверкали искорки маргариток. Лужайка была широкой и простиралась далеко, лесок в конце ее был едва виден, и этот лес тоже принадлежал мистеру Лаутеру, так же как и поля, раскинувшиеся за ним. Робкий, музыкальный, кроткий мистер Лаутер был человеком отнюдь не бедным.
Теперь, глядя на мисс Броди, Сэнди размышляла не только о том, может ли она быть желанной, но и о том, есть ли в ней хотя бы намек на женскую уступчивость, поскольку представить в ней наличие этого качества было труднее всего. Она была скорее доминирующей личностью, чем женщиной во плоти, как Норма Шерер
[38] или Элизабет Бергнер
[39]. Мисс Броди было сорок три года, и теперь, заметно похудев по сравнению с тем временем, когда стояла перед их классом или сидела под вязом, она стала намного изящней, хотя рядом с мистером Лаутером все равно казалась весьма крупной женщиной: тот был худощав и ниже ростом. Он смотрел на нее с обожанием, она на него — строго и по-хозяйски.
К концу летнего семестра, когда всем девочкам клана Броди исполнилось или вот-вот должно было исполниться тринадцать, мисс Броди в часы их еженедельных парных визитов стала расспрашивать их об уроках рисования. Девочки всегда с пристальным интересом следили за уроками Тедди Ллойда и за всем тем, что он делал, обращали внимание на все детали, чтобы быть готовыми оживленно поддерживать разговор с мисс Броди, когда придет их очередь навещать ее у Гордона Лаутера в Крэмонде.
Это был огромный дом с фронтоном и причудливой башенкой. Лесистая тропа, которая вела к нему от дороги, была такой извилистой, а лужайка перед фасадом такой узкой, что дом невозможно было охватить взглядом с такого близкого расстояния, совершенно не соответствовавшего его размерам: чтобы разглядеть эту башенку, приходилось вытягивать и выгибать шею. Задняя стена дома была гладкой и невзрачной, комнаты — просторными и мрачными, окна затемняли подъемные жалюзи. У основания лестничных перил покоились две резные львиные головы, от которых лестница спиралью устремлялась вверх и терялась где-то в вышине. Вся мебель была массивной, резной, украшенной инкрустациями из серебра и розового стекла. В библиотеке на нижнем этаже, где мисс Броди принимала девочек, имелось множество застекленных книжных шкафов, внутри которых царил такой мрак, что прочесть названия книг, не уткнувшись в стекло носом, было невозможно. В одном углу стоял рояль, летом на нем всегда красовался букет роз.
