— В выходные дни рекреационный зал почти все время занят, и она занимается в своей комнате. Мы очень гордимся Джоанной.
Вслед за голосом ученицы послышался голос Джоанны.
Грегги сказала:
— Этой ямы здесь не должно было быть. Сюда упала бомба. Она чуть в дом не попала.
— А вы были в доме в это время? — спросил Феликс.
— Я была, — ответила Грегги. — Я лежала в постели. А в следующую минуту я оказалась на полу. Все окна были разбиты. И у меня есть подозрение, что была еще одна бомба, которая не взорвалась. Я почти уверена, что видела, как она упала, когда я поднималась с пола. Но саперный взвод нашел только одну бомбу, и ее убрали. Ну, в любом случае, если и была еще одна, она, должно быть, к настоящему времени уже скончалась естественной смертью. Я говорю о 1942 годе.
Со своей любопытной способностью отвечать несколько невпопад Феликс откликнулся:
— Моя жена Гарет поговаривает о том, чтобы прибыть сюда с Администрацией ООН по вопросам помощи и послевоенного восстановления. Интересно, не могла бы она остановиться проездом в вашем клубе на одну-две недели? Мне же приходится ездить туда-сюда, ей будет одиноко в Лондоне.
— Она должна лежать вон там, справа, под гортензиями, если я все-таки права, — сказала Грегги.
И веры море
Однажды омывало брег земной,
И волны в нем подобно шелку были…
Теперь в дни горя,
Звучит мне скорбным плачем лишь прибой.
Он с бурей спорит,
Неотвратим, как пульс — иль ветра вой,
В нем беспредельной скорби мира сила
[73].
— Нам, пожалуй, лучше бы уже отправляться в Ричмонд, — сказал Феликс.
— Мы ужасно гордимся Джоанной, — произнесла Грегги.
— Прекрасно читает.
— Нет, она декламирует по памяти. Но ее ученицы читают, разумеется. Это же уроки красноречия.
Селина грациозно сбила немножко садовой грязи со своих танкеток на каменной ступени крыльца, и компания вошла в дом.
Девушки пошли готовиться к поездке. Мужчины исчезли в темноте маленькой раздевалки под лестницей.
— Прекрасные стихи, — сказал Феликс, потому что и здесь звучал голос Джоанны, а урок продвинулся к «Кубла Хану».
Николас чуть было не сказал: «Она просто безудержна, оргиастична в своем чувственном восприятии поэзии. Я ощущаю это в ее голосе». Однако он удержался, опасаясь, что полковник скажет «Неужели?» и ему придется продолжить: «Я думаю, поэзия замещает ей секс». — «Неужели? А мне показалось, у нее с сексом все в порядке».
Впрочем, эта беседа не состоялась, и Николас сохранил ее для своих записных книжек.
Они ждали в вестибюле, пока не спустились вниз девушки. Николас изучал доску объявлений, сообщавшую о продаже ношеных вещей — за деньги или в обмен на купоны. Феликс стоял поодаль, воздерживаясь от такого вторжения в личную жизнь девиц, но проявляя полнейшую терпимость к любопытству своего компаньона. Он произнес:
— А вот и они.
Количество и разнообразие доносившихся в вестибюль приглушенных шумов было весьма значительным. За закрытыми дверями дортуара на втором этаже не прекращался смех. Кто-то разгребал лопатой уголь в подвале, оставив открытой обитую зеленым сукном дверь в нижние помещения дома. Телефонный коммутатор беспрестанно пронзительно, хоть и в отдалении, верещал звонками от молодых людей, а соответствующее жужжание на этажах вызывало девиц к телефонам. Солнце прорвалось сквозь облака, как и предсказывал прогноз погоды.
И этой грезы слыша звон,
Сомкнемся тесным хороводом,
Затем, что он воскормлен медом
И млеком Рая напоен
[74].
6
«Дорогой Дилан Томас», — написала Джейн.
Внизу Нэнси Риддл по окончании урока красноречия обсуждала с Джоанной Чайлд жизненные перспективы дочери священника.
— Мой отец по воскресеньям вечно бывает в дурном расположении духа. А ваш?
— Нет, мой обычно слишком занят.
— Отец вечно распространяется о Книге общей молитвы. Должна признаться, что тут я с ним согласна. Она устарела.
— Ах, я считаю, она просто замечательная, — возразила Джоанна. Она знала Книгу общей молитвы практически наизусть, включая псалмы — особенно псалмы, — которые ее отец ежедневно повторял и на утрене и на вечерне в часто пустовавшей церкви. Когда Джоанна жила в пасторском доме, она посещала эти службы каждый день и отвечала со своей скамьи, как это бывало, скажем, в День Тринадцатый, когда ее отец, в величественной кротости, облаченный в белое поверх черного, стоя, читал:
«Да восстанет Господь и да расточатся враги Его…»
На что Джоанна, не дожидаясь паузы, отвечала:
«И да рассеются пред Ним ненавистники Его…»
А отец продолжал:
«Как рассеивается дым, так Ты рассей их…»
И Джоанна сразу же вступала:
«Как тает воск от огня, так нечестивые да погибнут от лица Божия»
[75].
И так по кругу шли псалмы, от Дня 1-го до Дня 31-го, из месяца в месяц, утром и вечером, в дни мира и в дни войны: и часто первый викарий, а потом и второй викарий, заступая на место отца Джоанны, обращал, как казалось, к пустовавшим скамьям, а по вере — к сонму ангелов, изложенные по-английски устремления сладкоголосого певца Израиля
[76].
Джоанна зажгла газовую горелку в своей комнате в клубе и поставила на огонь чайник. Нэнси Риддл она сказала:
— Книга общей молитвы чудесна. В 1928 году появилась ее новая редакция, но парламент ее запретил. Ну и хорошо, что так случилось.
— А какое отношение к ним имеет Книга общей молитвы?
— Это входит в их юрисдикцию, как ни странно.
— А я поддерживаю право на развод, — заявила Нэнси.
— А какое это имеет отношение к Книге общей молитвы?
— Ну, ведь это связано с англиканской церковью и со всеми этими спорами.
Джоанна размешала в воде из-под крана немного сухого молока и разлила его в две чашки с чаем. Передала одну чашку Нэнси и предложила ей таблетки сахарина из жестяной коробочки. Нэнси взяла одну таблетку, бросила ее в чай и помешала ложечкой. Совсем недавно у нее завязался роман с женатым мужчиной, который поговаривал о том, чтобы оставить жену.
