За грязными стеклами окна с потемневшего неба лил дождь, заливая места бомбежек на Ред-Лайон-сквер. Джейн уже видела этот пейзаж, абстрагируясь от него, когда собиралась посвятить Николаса в тайны издательства. Теперь она по-настоящему его разглядела: все казалось жалким и каким-то несчастным в ее глазах, и вся ее жизнь предстала перед ней в таком же свете. Она опять разочаровалась в жизни.
— Я сообщу вам еще один факт, — сказал Николас. — Я тоже мошенник. О чем же вы плачете?
— Я плачу о себе, — ответила Джейн. — Я собираюсь искать другую работу.
— Вы не напишете для меня письмо?
— Какого рода письмо?
— Мошенническое. От Чарлза Моргана — лично мне. «Дорогой мистер Фаррингдон, когда я получил вашу рукопись, я сначала чуть было не поддался соблазну отдать ее моему секретарю, чтобы ее вернули вам с каким-нибудь вежливым отказом. Но по счастливой случайности, перед тем как передать вашу работу моему секретарю, я перелистал эти страницы, и мой взгляд упал на…»
— На что он упал? — спросила Джейн.
— Это я оставляю на ваше усмотрение. Только выберите один из самых лаконичных, самых блестящих пассажей, когда приметесь за письмо. Я понимаю, это будет трудно — ведь они все до одного равно лаконичны и блестящи. Тем не менее подберите кусок, который вам больше всего нравится. Чарлз Морган должен признаться, что прочел один этот отрывок, а затем и всю рукопись взахлеб, от начала и до конца. Он должен признать, что это гениальная работа. И что он поздравляет меня с этим гениальным произведением, понимаете? А потом я покажу это письмо Джорджу.
Жизнь Джейн снова пустила ростки, зазеленевшие от открывающихся возможностей. Она припомнила, что ей только двадцать третий год, и улыбнулась.
— А потом я покажу это письмо Джорджу, — сказал Николас, — и скажу ему, чтобы он взял свой контракт и…
В кабинет вошел Джордж. Деловито оглядел обоих, снимая шляпу, взглянул на часы и спросил у Джейн:
— Какие новости?
Ответил ему Николас:
— Риббентропа поймали.
— Никаких новостей, — сказала Джейн. — Никаких писем. Никто нам не звонил. Не беспокойтесь.
Джордж ушел в свой кабинет. Но тут же вернулся.
— Вы мое письмо получили? — спросил он у Николаса.
— Нет, — сказал Николас. — Какое письмо?
— Я написал… Дайте подумать… Кажется, позавчера, я написал…
— А-а, э-это письмо, — протянул Николас. — Да, по-моему, я действительно получил какое-то письмо.
Джордж ушел в свой личный кабинет.
Николас громким, хорошо поставленным голосом сообщил Джейн, что пойдет прогуляться по парку, поскольку дождь уже прошел, и что это прекрасно, когда не нужно ничего делать, а можно день весь только грезить, погружаясь в прекрасные мечты.
* * *
«С искренним восхищением, ваш Чарлз Морган» — написала Джейн. Потом открыла дверь своей комнаты и крикнула:
— Убавьте громкость хоть немного! Мне надо до ужина закончить работу!
Вообще-то в клубе гордились умственной работой Джейн и ее связью с миром книг. Все приемники на этаже были тотчас выключены.
Джейн просмотрела первый набросок письма, затем очень старательно принялась за новый, стремясь создать достоверное письмо, написанное мелким почерком зрелого человека, каким мог бы писать Чарлз Морган. Она не имела ни малейшего представления о том, как выглядит почерк Чарлза Моргана; впрочем, и резона выяснять это у нее не было, поскольку Джордж, вне всякого сомнения, тоже этого не будет знать, а оставить документ у себя ему не позволят. У нее имелся адрес в Холланд-парке, которым ее снабдил Николас. Она надписала его сверху, на листе почтовой бумаги, надеясь, что это будет выглядеть вполне нормально, и уверяя себя, что это действительно так: ведь многие приличные люди во время войны даже и не пытались заказывать себе почтовую бумагу с напечатанной в типографии шапкой, тем самым не требуя лишней работы от трудящихся страны.
К тому времени, как прозвучал гонг, письмо было закончено. Джейн сложила листок с педантичной аккуратностью, поставив перед собой фотографию Чарлза Моргана и глядя на четкие, словно карандашом очерченные черты его лица. Она подсчитала, что это письмо от Чарлза Моргана, только что написанное ею, может принести Николасу по меньшей мере фунтов пятьдесят. Джордж придет в страшное смятение, когда его увидит. Бедняжка Тилли, жена Джорджа, говорила ей, что, когда какой-нибудь автор докучает ее мужу, он не переставая говорит об этом часами.
Николас собирался прийти в клуб после ужина, чтобы провести там вечер: ему удалось наконец уговорить Джоанну почитать «Гибель „Германии“». Договорились записать ее чтение на пленочный аппарат, который Николас позаимствовал в отделе новостей, какого-то правительственного учреждения.
Джейн присоединилась к толпе, спускавшейся по лестнице на ужин. Только Селина задержалась наверху, заканчивая свое ежевечернее дисциплинирующее упражнение:
«Элегантная одежда, безупречная подтянутость и ухоженность, идеальное умение правильно держаться — все это способствует обретению уверенности в себе».
Визг тормозов возвестил о том, что машина ректора остановилась перед крыльцом клуба, как раз когда девицы спустились на первый этаж. Ректор управляла машиной точно так, как управляла бы мужчиной, если бы таковой имелся в ее распоряжении. Серая и в сером, она прошагала в свой кабинет, но вскоре присоединилась ко всем в столовой. Постучав вилкой по графину с водой — таким способом она всегда требовала тишины, собираясь сделать объявление, — она сказала, что гостья из Америки, миссис Дж. Феликс Добелл, выступит в клубе в пятницу вечером с речью на тему «Западная женщина и ее миссия». Миссис Добелл — ведущий член организации «Стражи этики» и недавно приехала в Лондон к мужу, который служит в американской «Интеллидженс сервис», дислоцированной в Лондоне.
После ужина Джейн вдруг потрясло сознание собственного предательства по отношению к фирме «Тровис-Мью» и лично к Джорджу, который платил ей за то, что она вступила с ним в заговор в интересах издательского дела. Она была привязана к старику Джорджу и задумалась о присущих ему добрых качествах. Не имея ни малейшего намерения нарушить заговор, заключенный с Николасом, она смотрела на письмо, которое только что написала, и размышляла, что же ей делать со своими чувствами. В конце концов она решила позвонить Тилли, жене Джорджа, и по-дружески поболтать с ней о чем-нибудь.
Тилли была в восторге. Она была крохотная и рыженькая, очень живо соображающая, но скудно информированная: Джордж, имевший с женами богатый опыт, старался держать ее подальше от мира книг. Для Тилли это было огромной потерей, и ничто не могло порадовать ее больше, чем возможность — через Джейн — поддерживать связь с книжным бизнесом и слышать, как Джейн произносит: «Ну, Тилли, это же вопрос raison d’être». Джордж терпел эту дружбу, поскольку она помогала ему установить отношения с Джейн. Он полагался на Джейн. Она понимала, чего он добивается.
