От машины до выхода из гаража шла красная ковровая дорожка. Сущая нелепица, если подумать, но меня она уже не удивляла. Следом за Данте я преодолела три ступеньки…
Я могла поклясться, что ступенек было три.
Только в панорамном окне во всю стену виднелся ночной город. Крыши домов и свет в окнах, очертания высоких башен, чьи нижние этажи терялись в темноте…
– Вперед, – дернул меня Данте.
За холлом обнаружилась гостиная: темные стены и светлый пол, барочная мебель; а в гостиной…
– Диз, – прошептала я.
Мое воображение рисовало его в камере, худого (как будто он и так не был худым!), бледного (опять-таки: куда еще бледнее?) и изнеможенного. Но я не ожидала увидеть его развалившимся на козетке времен какого-нибудь Людовика. И с виду он был вполне в добром здравии, разве что волосы за время с нашей последней встречи укоротились и приобрели наконец пристойный вид. Диз сидел, закинув ногу на ногу, сосредоточенно хмурился и печатал одной рукой на планшете, лежавшем у него на согнутом колене. Второй рукой он как раз потянулся к переносице, собираясь привычным жестом поправить очки – которые больше не носил. Когда он услышал меня, рука замерла на полпути к носу, а складка между бровями стала еще глубже. А потом он поднял на меня взгляд.
– Что ты здесь делаешь? – тон его не предвещал ничего хорошего.
Как и выражение лица. Не знаю, что я там хотела увидеть. Удивление, недоумение, радость? Как же. Вместо этого в зеленых глазах отчетливо читалось другое чувство.
Злость.
В растерянности я остановилась. Что я здесь делала? Да вроде как его спасала. Пока план… К черту план, можно уже было признать, что он провалился.
От ответа меня спас Данте. Схватил за локоть и повел дальше.
– Отец пожелал увидеть ее по приезде. Немедленно. Потом побеседуете.
Раздражение тотчас сменилось равнодушием. Махнув рукой, Диз показал, мол, забирай. Веди куда хочешь, к кому хочешь.
Ничего, Диз, мы еще об этом поговорим. Мы еще о многом поговорим.
Если я, конечно, доживу до этого момента.
Отец… Я сглотнула. У меня были подозрения насчет того, кого Данте имел в виду.
Мужчина, сидевший за дубовым столом, сразу притягивал взгляд. Иногда зайдешь в кабинет и видишь дорогую мебель, старинные книги в позолоченных переплетах, картины на стенах – а сам владелец на фоне этого великолепия как-то теряется. Здесь было наоборот, хотя в интерьере имелось на что посмотреть, честное слово. Отчего-то вспомнилась Майя с ее коронной фразой. «Это вам не Эрмитаж», – обычно повторяла тетка, брезгливо наморщив нос. Здесь тоже был определенно не Эрмитаж. В смысле там как-то… попроще. И все равно взгляд возвращался не к женскому портрету, подозрительно напоминавшему Бронзино
[22], и не к золотому чернильному набору. Хозяин кабинета казался куда величественнее окружавшей его обстановки.
Бывают такие люди. И не люди. Не сказать, что красивые, но сразу же привлекают внимание, целиком и полностью подчиняют все пространство вокруг себе.
Отложивший при моем появлении книгу мужчина был точной копией Диза. Вернее, не так. Это Диз был его точной копией – если бы когда-нибудь решил выглядеть лет на сорок. В чем я, догадываясь об их отношениях, сомневалась. И все-таки… Те же черные волосы. Тот же длинный нос. Те же острые черты. Вся разница заключалась в аккуратной бороде клинышком. И глазах, серых, как оружейная сталь.
А еще от него пахло кровью. Я наконец сумела идентифицировать странный металлический запах, преследовавший меня всю дорогу из гаража. Весь дом пропах ею, но здесь это чувствовалось особенно сильно. Она клубилась по полу и красноватым маревом поднималась по резной спинке кресла, королевской мантией ложась на его плечи.
Будь у меня возможность, кинулась бы прочь из этой комнаты, не задумываясь. Все демоны вызывали страх – если не скрывались, не пытались мимикрировать под остальных. Но сейчас… это уже было что-то другое. За гранью страхов, за гранью инстинктов. Если бы могла, сбежала бы. Но Абигор хотел меня видеть. Задумчиво подперев подбородок рукой, рассматривал меня, не спеша, словно пытаясь запечатлеть все детали в памяти. А я, не зная, как себя следует вести с тысячелетними демонами, отвечала тем же – сама того не желала, но каждый раз, начиная блуждать по кабинету, взгляд возвращался к нему.
– Что он в вас нашел? – наконец спросил герцог.
На чистейшем русском, отметила я не включившееся кольцо-переводчик.
Тут мне стало по-настоящему страшно. Должно быть, демон это почувствовал. На мгновение на лице проскользнула усмешка.
– Почему нет? Это хороший язык. Хорошая страна. Хорошие люди. – Я подозревала, что в устах демона войны это не было комплиментом. – Всегда готовы убить друг друга.
А сейчас я, видимо, узнаю, что революция и Гражданская война были его работой?
– Не стоит всегда искать причину и виновника вовне. Иногда вы сами принимаете решения. Я задал вопрос, – напомнил он.
А я решила, что он был риторическим. Но нет: в последней фразе явно прозвучал приказ.
– Ничего, – честно признала я.
– Неправда.
Согласна. Стадию, когда я могла отрицать очевидное, мы уже давно прошли. Если бы все было так просто, никто из нас не оказался бы сейчас в этой ситуации.
– Амавет – лучший из моих сыновей, но вы делаете его предсказуемым. – Абигор задумчиво провел пальцами по золотому тиснению на корешке книги. – Вы его заинтересовали. Чем?
«Лучший» – странный эпитет для собственного ребенка. Странный и неправильный. Дети бывают любимыми, а не лучшими. Но меня беспокоило еще кое-что. Лучший из сыновей… А были и другие?
– Были, – подтвердил герцог.
Ключевое слово. Я поняла. И поспешила найти ответ, достаточно правдивый, чтобы объяснить то, что сама не понимала.
– Я просто оказалась не в том месте не в то время. На самом деле мне нечем его заинтересовать. Я не особо красивая, не особо умная…
– Честная, – оценил Абигор.
– Не особо, – вырвалось у меня невольно.
Мысленно я отвесила себе щелбан. Спорить с древними демонами – плохая идея, Наташа. И вообще, зачем разочаровывать собеседника? Пусть обманывается, если ему так больше нравится.
– Честная, – повторил герцог. Открыв книгу на заложенной странице, он вернулся к ней. – Полагаю, вы присоединитесь к нам за ужином.
Как будто у меня был выбор. Невесть откуда появившийся Данте цепко схватил меня за локоть и повел к выходу, показывая, что аудиенция кончилась. Я обернулась, чтобы задать еще один вопрос – последний, волновавший меня больше всех остальных. Что он имел в виду, говоря, что я делаю Диза предсказуемым? Не мог же он… Но Абигора за столом уже не было.
