– Увидим. – Шериф зажал в локтевом сгибе повод и пошел по дороге, на ходу пополняя патронами барабан массивного синеватого револьвера. Грисвел представил, что сейчас увидит Браннера, ковыляющего навстречу с кровавой маской на лице, и ноги вмиг стали ватными. Но за поворотом оказался только дом – призрачная громада в окружении сосен.
– Господи, – бормотал сотрясаемый дрожью Грисвел, – как зловеще выглядит этот дом среди черных деревьев! Он с самого начала показался мне жутким, когда на наших глазах с балюстрады взлетели голуби…
– Голуби? – Шериф бросил на него взгляд. – Вы видели здесь голубей?
– Ну да! Их на перилах сидела тьма тьмущая.
Минуту двое шли в молчании, затем Бакнер сказал:
– Я прожил в этих краях всю жизнь и тысячу раз бывал в старом поместье – приезжал и днем и ночью. Но ни разу не видел поблизости голубей, и вообще в наших лесах они не водятся.
– Здесь была целая стая, – удивленно повторил Грисвел.
– Я знавал людей, которые клялись, что видели голубиную стаю на закате. Это были негры, все, кроме одного бродяги. Как-то вечером я проезжал мимо поместья и встретил его. Он развел костер во дворе, решил переночевать. Говорил, что на перилах сидели голуби. На следующее утро я возвращался и заглянул в поместье. Во дворе осталась зола от костра, жестяная кружка, сковорода, на которой он жарил свинину, и расстеленные одеяла. Но никто с тех пор его не встречал. Это случилось двадцать лет тому назад. Негры говорили, будто видели голубей, но ни один черномазый не посмеет пройти ночью по этой дороге. Они считают, что голуби – это души Блассенвиллей, которых на закате выпускают из ада, а красное зарево на западе – пламя преисподней. Мол, в это время врата ада отворяются, и Блассенвилли вылетают на волю.
– Кто такие эти Блассенвилли? – поежившись, спросил Грисвел.
– Тут раньше вся земля принадлежала им. Это франко-английское семейство, перекочевавшее сюда с одного из Вест-Индских островов незадолго до того, как правительство купило Луизиану. Как и многих других, Блассенвиллей разорила Гражданская война. Одни погибли в сражениях, другие умерли сами. Усадьба пустует с тысяча восемьсот девяностого года – с тех пор как ее покинула мисс Элизабет Блассенвилль, последняя в роду. Среди ночи девушка бежала отсюда как от чумы, только ее и видели. Это ваше авто?
Они остановились возле машины. Грисвел с тошнотворным страхом вглядывался в зловещий дом. Пыльные окна были тусклы и пусты, но ему мерещилось, будто из темных проемов за ним плотоядно следят призраки. Бакнер повторил вопрос.
– Да. Осторожно, на сиденье змея. Была, во всяком случае.
– Сейчас ее тут нет, – проворчал Бакнер, привязав коня и достав из седельной сумки электрический фонарь. – Ну что ж, давайте узнаем, в чем дело.
Он так спокойно и деловито перебрался через разрушенную кирпичную ограду, будто шел в гости к друзьям. Грисвел не отставал ни на шаг, сердце колотилось, легким не хватало воздуха. Ветерок доносил запахи плесени и гнили. В Грисвеле зрела глухая ненависть к источающим злобу черным лесам, к старым плантаторским усадьбам – проклятым гнездам южной гордыни и интриг, свидетелям забытых трагедий рабства. Раньше он считал Юг прекрасной землей – овеваемой ласковыми ветрами, покрытой пряными яркими цветами, где жизнь безмятежно и неторопливо течет под пение чернокожих тружеников на залитых солнцем хлопковых полях. Но сейчас он видел другой Юг – таинственную, мрачную обитель ужаса, – и испытывал растущее отвращение к нему…
Как и в тот раз, заскрипела дубовая дверь. Шериф посветил фонарем в разбитое окно, но мгла в прихожей от этого лишь окрепла. Все же луч пронзил ее и пополз по лестнице. Грисвел сжал кулаки, затаил дыхание. Нет, тварь из безумного кошмара не ухмылялась незваным гостям со ступенек.
Двигаясь по-кошачьи легко и беззвучно, с фонарем в одной руке и револьвером в другой, Бакнер вошел в дом.
Когда, миновав лестницу, пятнышко света скользнуло по комнате, Грисвел закричал от невыносимого ужаса и едва не лишился чувств.
По полу тянулся кровавый след. Россыпь темных брызг пересекала одеяла Браннера и те, что принадлежали Грисвелу. На них и лежал вниз лицом Джон Браннер, и луч безжалостно являл взорам его пробитый череп… Вытянутая рука мертвеца сжимала топорище. Широкое лезвие, разрубив одеяло, застряло в полу – как раз там, где прежде лежала голова спящего Грисвела.
Тот зашатался и упал бы, не подхвати его шериф. Когда зрение и слух вернулись, Грисвел обнаружил, что стоит, прислонившись лбом к каминной полке. Его рвало. Бакнер направил ему в лицо луч фонаря. Голос звучал из-за слепящего круга, сам шериф при этом был невидим.
– Грисвел, в ваш рассказ трудно поверить. Я видел, как за вами гнался какой-то зверь, но это мог быть лесной волк или бешеная собака. Не вижу связи между тем животным и этой сценой. Если вы что-нибудь скрываете, лучше сразу признайтесь, иначе никакой суд не поверит, и вас обвинят в убийстве приятеля. Отвечайте, Грисвел: этого парня убили вы? Не могло ли случиться так: вы поссорились, он схватил топор и швырнул его в вас, но вы увернулись и бросили топор в него?
Грисвел опустился на корточки и закрыл лицо ладонями.
– Я не убивал Джона! – Он застонал, качая головой. – И зачем, с какой стати мне его убивать? Мы дружили с детства, со школьной скамьи. Я не обижаюсь, что вы не верите, но клянусь Богом, я не лгу.
Бакнер вновь осветил окровавленную голову, и Грисвел зажмурился. Через несколько секунд он услышал ворчание шерифа:
– Должно быть, вы убили Браннера тем топором, который у него в руке. На лезвии кровь, кусочки мозга и прилипшие волосы того же цвета, что и у покойника. Плохи ваши дела, Грисвел.
– Почему? – тупо спросил уроженец Новой Англии.
– О самообороне не может быть и речи. Разве мог Браннер бросить в вас топор после того, как вы этим топором раскроили ему череп? Должно быть, убив приятеля, вы всадили лезвие в пол, а пальцы мертвеца сомкнули на топорище, чтобы представить дело так, будто он напал на вас. Именно так все и выглядит…
– Я не убивал! – Грисвел всхлипнул. – И не собирался изображать убийство при самозащите.
– Это меня и сбивает с толку, – признался Бакнер, поднимаясь на ноги. – Какой убийца выдумает столь безумную историю, чтобы отвести от себя вину? Обычный преступник сочинил бы что-нибудь правдоподобное. Гм-м… Капли крови ведут к двери. Тело перетащили… Нет, похоже, не перетаскивали его. Кровь не размазана по полу. Наверное, вы убили Браннера в другом месте, а потом перенесли сюда. Но если так, почему на вашей одежде нет следов крови? Конечно, можно было переодеться и вымыть руки. Но этого парня зарубили совсем недавно. Я бы сказал, только что…
– Джон спустился по лестнице и пошел ко мне, – проговорил Грисвел безнадежным тоном. – Чтобы убить. Я это сразу понял. Не проснись я вовремя, он зарубил бы меня на месте. Видите разбитое окно? Через него я выпрыгнул.
– Вижу. Но если мертвец ходил тогда, почему он не ходит сейчас?
