За списки (заявления не зачитывали, так как все они были хотя и исторического, но одного содержания) дружно проголосовали.
– Вон как из колхоза-то – списками! – ворчала сгорбленная старушка, сидевшая у стены с молодым человеком и девицей в очках (девица что-то лихорадочно писала в блокнот). – А знаешь ли, девонька, – говорила старушка девице, – как ране-то в колхоз-от загоняли! Не знаешь, милая, какой притужальник был! А ноне видишь как – списками – из этого, из колхоза-то. А я не верила, что правда. Не думала, что списками-то…
– Как вы сказали, – переспросила девица, – притужальник? – И она пометила в блокнотике интересное слово.
– Притужальник, девонька, притужальник! – повторяла старушка. – А нонче, гляди-ко, опять он объявился, притужальник-от. Живуч, однако, он на земле нашей горемычной…
Сухой сгорбленной старушкой была Дарья. Никто не обратил внимания на нее, когда она появилась в переполненном зале под руку с молодым человеком (Алексеем). А очкастой девицей, бойко строчившей в блокноте, была корреспондентка Светлана Бебякина, уже писавшая о Дне деревни Заднегорье. Лидия Ивановна, однажды встретив Светлану в Покрове, похвалила ее (все подробно, хорошо описала, правда, Игнату Петрушину и речам его почему-то отвела корреспондентка больше места).
Итак, стало быть, списками. Хоть верь, Дарья, хоть не верь. Но в одноминутье почти сто человек сразу вышли из колхоза. Если юридически колхоз еще стоял, то фактически его в эту минуту уже не стало.
LXVII
Если со списками колхозников решили быстро, то заявление председателя Федора Степановича рассматривали долго.
Бучу затеяли неопределившиеся. В старом хозяйстве их осталось тридцать человек.
– Вы не имеете права уходить! – кричали они. – Колхоз еще не ликвидирован. Кто тут всеми делами будет заниматься? Все побежали! Обрадовались. Лучшей жизни захотели… – кричали справа и слева. Из глубины зала. – Довели колхоз до полного развала, и сами уходите. И не стыдно вам! Одумайтесь, Федор Степанович…
Слово взял Владимир Воронин. Он, видимо, решил помочь Федору Степановичу.
– Ну что вы нападаете на своего председателя. Объективно так сложилось…
– Да сговорились вы все! – не слушали его. – И вы бы тоже постыдились, Владимир Николаевич. И это вы говорите? Столько лет здесь правили – и вы туда же. Довели все до ручки…
– Вы вот к совести взываете, – был невозмутим Владимир Николаевич, – и я взываю к вашей: Федор Степанович пенсионер, и вы на него взвалить хотите…
– Не изломался! – кричали из зала. – Всю жизнь за столом просидел.
Вступил в полемику и Игнат Петрушин.
– Товарищи! – И это слово подействовало: шум в зале постих. – Федор Степанович уже избран главой крестьянско-фермерского хозяйства «Заднегорское». Не может же он, в самом деле, работать сразу на двух должностях…
– И ты его защищаешь! – кричали неопределившиеся. – И когда это он избран?
– Да вчера, по-моему.
Федор Степанович молча кивнул. Он был подавлен. Он вообще хотел отойти от дел, заняться домом, семьей, как просила его Настя. Однако колхозники упросили его возглавить новое хозяйство. Хотя бы на первых порах. Некоторые женщины со слезами на глазах уговаривали его не бросать их. Так и говорили: «Не бросайте нас!» То есть просили вести их, как и прежде, хотя они не знали, куда, и сам Федор Степанович смутно представлял будущее новых хозяйств.
– Как это они – избрали? – кричали сейчас не определившиеся. – Почему мы узнаем только сейчас? Он же еще работает у нас в колхозе…
– Уже не работает, – заявил Владимир Николаевич с места.
– Ух ты! – прокатилось по рядам. – Вот это да! Кинули нас…
Крашеный хохотал во всю свою большую глотку. Серьга Петрушин подмигивал ему. Им почему-то было весело.
– Я хочу уточнить… – Игнат Питеряк высоко вздымал к потолку руку, пытаясь унять шум. – Как и на любого работника, на Федора Степановича распространяются нормы трудового законодательства. Он подал заявление…
– Не будем рассматривать его заявление! – кричали из зала.
– Вы не поняли, – спокойно объяснял Питеряк, – вы можете не рассматривать его заявление об исключении из членов колхоза, это ваше право. Но есть заявление об увольнении…
– Хватит! Наслушались! – прерывали кинутые Игната Питеряка.
Но он договорил:
– …и по истечении двух недель, как предписано трудовым законодательством, он может уйти.
Но эти объяснения на кинутых (неопределившихся) не действовали.
Они продолжали кричать, возмущаться, называть Федора Степановича бессовестным.
Особенно бабы неистовствовали:
– И как вам не стыдно своей личины! К чему вы нас привели!
Игнат Питеряк и Владимир Воронин теперь поднялись оба. Они стояли – один по одну сторону зала, другой по другую, – как столбы среди бушующего моря, и пытались всех перекричать. Что-то объяснить. Кого-то успокоить. Усадить вскакивающих.
Но не тут-то было. Теперь неопределившиеся (они же кинутые) не обращали внимания на двух лидеров. Кинутые яро бранились с заднегорцами (членами нового хозяйства), которые, как они считали, увели у них председателя. Заговорщицки! Тайком собрались. Избрали. Надо же!
Те отвечали им, что тоже хотят жить, им нужен глава хозяйства. Мол, никакого заговора, никакой тайны. Страсти накалились.
– Дайте председателю сказать, – все-таки раздавались трезвые голоса, – пусть он объяснит, по крайней мере… – Это предложение внес всегда немногословный, но уважаемый человек – колхозный электрик Илья Гомзяков (Иваныч).
В неопределившихся он оказался по той простой причине, что в этом году выходил на пенсию.
И не резон ему было вступать еще в какое-то новое хозяйство. Но кинутым он себя не считал: после выхода на пенсию собирался работать (его звали в районные электросети).
Иваныча послушали. В зале стало тише.
И Федор Степанович в очередной раз попытался объяснить, что объективно сложились такие условия, что огромное хозяйство надо реорганизовать.
– Да неужто нет другого выхода? – опять закричали из зала.
– Да есть. Мы его вам предлагаем, – напомнил Игнат Питеряк.
– Да молчал бы ты, капиталист! – орали на него. И Воронин вставил свою реплику (политическую):
– Есть, конечно, выход… Если завтра-послезавтра в России произойдет государственный переворот и возьмут власть те, кто против частной собственности, и если они поведут соответствующий курс…
– Ну, ты хватил! – зашумели на него (в основном молодежь). – Не надо нам новых райкомов…
– Ну, раз не надо… Дайте хоть вашему председателю договорить…
– Что же касается меня лично, – сдержанно сказал председатель, – то я сделал свой выбор. – И он вновь поставил на голосование свое заявление.
