Я благополучно выбрался из своего района и направился в город. По дороге встретил красивую девушку и долго смотрел ей вслед, а она не оглянулась, и мне стало грустно. Я вздохнул и попер дальше.
Дойдя до перекрестка, я пропустил машину, затем пересек дорогу и, остановившись перед воротами Рябого, стал его звать. Он не сразу откликнулся, должно быть, кувыркался со своей невестой, которая уже перебралась к нему и объявила себя хозяйкой его сердца и двухэтажного каменного дома. Ждать пришлось долго, и со скуки я выкурил сигарету. У меня сразу закружилась голова; чтоб не упасть, я прислонился спиной к холодной каменной стене и медленно, как расстрелянный, сполз вниз и сел на корточки. Так и сидел, пока надо мной не щелкнул шпингалет. Торчать под чьими-то окнами опасно, потому что на тебя могут вылить горячий суп или содержимое ночного горшка, плюнуть или вообще кирпич на голову уронить. Я отскочил от стены и увидел в окне второго этажа бородатое лицо Рябого.
– Чего надо? – спросил он недовольно.
– Поговорить.
– Ладно, я скоро.
Через полчаса он спустился ко мне, и я рассказал про заложника.
– Послушай, у меня в субботу свадьба, мне сейчас не до заложников.
– Но ведь ты у нас вроде как за командира.
– Ладно, – сказал он, немного подумав. – А что ты предлагаешь? Есть идеи?
– Давай к Парпату, он даст совет.
– Соображаешь.
Я открыл ворота, Рябой выгнал на улицу свою старую вишневую «пятерку», и мы погнали в город. Он развернулся возле райкома и тормознул перед высоким кирпичным домом, посигналил раз, потом два, и уже решил, что мы впустую тратим время, как из окна второго этажа выглянул сам Парпат и, улыбаясь, помахал нам рукой:
– Уау, какие люди! Рябой и Таме, неразлучные, как всегда! А-ха-ха!
– Здорово, – приветствовал его Рябой, вылезая из машины. Я остался сидеть в салоне. Мой бородатый командир, облокотившись на приоткрытую дверцу, продолжал: – Хотел с тобой потолковать с глазу на глаз.
– У меня нет секретов, – засмеялся Парпат. – Я прозрачен как стекло. Говори.
– У нас заложник. Может, купишь его? – крикнул Рябой. – Отдам за полцены!
– А кто он? У него есть осетинские родственники?
Я дернул Рябого за футболку:
– Скажи нет!
Но он, верно, меня не расслышал и заявил:
– У него жена осетинка!
– Кретин, – прошипел я.
Парпат от смеха чуть не вывалился из окна:
– На вашем месте я бы отвез этого заложника к жене прямо сейчас и купил бы ей по дороге цветы и коробку шоколадных конфет!
– Так ты берешь заложника или нет? Отдаю за четверть цены!
– Нет. Осетинская жена – это большая проблема! Ладно, извините, парни, мне тут звонят. Пока!
Рябой сел в машину, но она, проклятая, не заводилась. Пришлось толкать ее, и я совсем выбился из сил. Мимо проезжали знакомые мародеры, они остановились и взяли нас на буксир. Машину отцепили возле дома Рябого, где собралась гогочущая толпа. Сердце мое екнуло, похоже, командир тоже понял, что за народ здесь собрался. Особенно выделялась молодая симпатичная женщина в белой блузке с большим вырезом на выдающейся груди. В руке у нее была блестящая черная сумка. Она заметила нас и что-то сказала людям.
Я открыл дверцу машины, вынул автомат и, передернув затвор, повернулся лицом к приближающейся орущей толпе.
– Разберись с ними, – бросил Рябой, входя во двор.
– Неужели Парпат нас сдал?
– Может быть, – сказал Рябой, закрывая за собой ворота. – Я успокою кой-кого и спущусь.
Между тем симпатичная девушка в блузке с большим вырезом наступала на меня, рыча, точно львица:
– Кто ты такой, мать твою, чтобы брать моего мужа в плен? Говори, где он, шпингалет, пока я не вырвала твое сердце и не забила тебе его в зад!
Прав был Парпат: осетинская жена – большая проблема, но какая сексуальная! Жаль, такая бешеная, а то бы договорился с ней и за ночь любви отпустил бы ее мужа.
Пока я раскатывал губу, она замахнулась на меня сумкой. Я хотел увернуться, но споткнулся о бугорок, упал и вскочил уже с мозгами набекрень. Я стал орать, что стреляюсь со всеми мужчинами, сколько бы их тут ни было! Но сначала пусть уберут эту стерву, пока не врезал ей прикладом по рылу! Толпа сразу притихла, да и кому охота подставлять себя под пули из-за грузина: в Эредви недавно вон закопали живьем тринадцать молодых осетинских парней. И вдруг мне показалось, что я вытянулся и стал очень высок и хорош собой, просто ужас до чего крутой! И на мне был длинный кожаный плащ, и все восхищались мной, героем, кроме этой ведьмы, жены Бадри.
– Ты ударишь меня? – кричала она. – Вы слышите?! – Играет на публику, дрянь. – А ты только с автоматом мужчина? Давай, положи свое оружие и выходи со мной на кулаках!
Я отвечал ей очень достойно, и все это слышали:
– Ладно, ты меня достала! Знаешь, что я сейчас сделаю? Я пойду и замочу твоего Бадри!
– Стреляй сначала в меня!
Она швырнула в меня сумку, я ловко уклонился, тогда она разорвала на груди блузку, и оттуда вывалились офигенные сиськи. Какой-то парень, должно быть, один из ее братьев-убийц, подбежал к ней и прикрыл сестрицу собой, пока та, рыдая, приводила себя в порядок. Рябой тоже появился и произнес целую речь.
– Сегодня утром эти ребята, – он показал на меня, – пробрались на вражескую территорию и, рискуя жизнью, взяли там языка! Они не знали, что этот язык окажется осетинским зятем, но, к счастью, сейчас все прояснилось, и мы не против вернуть его вам, но только с одним условием! Идет война, и за самого худого заложника дают четыре автомата, но с вас мы возьмем только два, согласны?
Начался оживленный торг, прерываемый воплями супруги Бадри. Я от души желал ей онеметь, и она в конце концов, к великой моей радости, сорвала голос и теперь сипела, словно гусыня. Увидев, что больше не может влиять на торг, жена Бадри потихоньку подобрала с земли полкирпича, сунула в сумку и, фальшиво улыбаясь, пыталась приблизиться ко мне, но я отбегал и прятался за спинами ее близких и родственников. А они уже принимали меня как своего и даже пытались помирить нас.
В итоге мы поменяли Бадри на две ржавые винтовки и четыреста долларов, которые оказались фальшивыми…
Богиня, шлюха и патроны
Но лучатся – смотри! – серебряные веки влюбленных:
един человеческий род. Ладан струится
от порозовевших подушек
и сладкое пенье воскресших.
Георг Тракль
С Екой у меня было все хорошо, и вскоре после нашего первого свидания я сделал ей предложение. Обычно даже самые страшные девушки отказывали мне, а тут такая красавица согласилась перебраться в мою берлогу. Впрочем, других вариантов у нее пока не предвиделось, потому что дом и родителей, с которыми она там жила, сожгли враги. Ей, наверно, тоже досталось, но об этом она не любила вспоминать. Однажды Ека попыталась рассказать о том страшном дне, но стала заикаться и в конце расплакалась. Из обрывочных фраз я узнал, что добрые люди помогли ей тайком переправиться из Кутаиси в Цхинвал. Здесь жила ее тетка, у которой она и поселилась.
