Заиграла музыка заставки, и ведущий программы, прямо сидевший на стуле, еще больше выпрямил спину, разминая при этом мышцы лица при помощи преувеличенно широкой улыбки, которую, исходя из тематики программы, сегодня вечером ему использовать не придется.
Катрина почувствовала, как в кармане брюк завибрировал мобильный. В качестве руководителя следствия, который должен быть постоянно доступен, она проигнорировала запрет на включенные телефоны во время всего прямого эфира. Пришло сообщение от Бьёрна.
«Определили отпечатки пальцев с двери в подъезд Пенелопы. Валентин Йертсен. Смотрю ТВ. Break a leg»
[20].
Катрина кивнула стоявшей рядом девушке, которая повторила, что ей надо будет пройти к ведущему сразу после того, как она услышит свое имя, и сесть вон на тот стул.
«Break a leg». Как будто она выходила на театральные подмостки. Но тем не менее про себя Катрина улыбалась.
Харри остановился в дверях бара «Ревность». И сразу понял, что звук шумной толпы обманчив, ведь если в кабинках, расположенных вдоль одной стены, никто не сидел, то он был единственным гостем заведения. А шум исходит из телевизора позади барной стойки, по которому показывают футбольный матч. Харри уселся на один из стульев у стойки и стал смотреть.
– «Бешикташ» – «Галатасарай», – улыбнулся бармен.
– Турецкие, – сказал Харри.
– Да, – удрученно произнес бармен. – Интересуетесь?
– Не особенно.
– Ничего. В любом случае это просто сумасшествие. Если ты болельщик команды гостей и твоя команда выиграет матч, после игры ты должен молнией нестись домой, если не хочешь, чтобы тебя застрелили.
– Мм… Дело в религиозных или классовых различиях?
Бармен прекратил протирать полулитровую пивную кружку и посмотрел на Харри:
– Дело в победе.
Харри пожал плечами:
– Конечно. Меня зовут Харри Холе, я… был старшим инспектором в отделе по расследованию убийств. Меня снова наняли в связи с…
– Элисой Хермансен.
– Точно. В одних свидетельских показаниях я прочитал, что в одно время с Элисой и ее кавалером у вас находился гость в ковбойских сапогах.
– Было такое.
– Можете рассказать что-нибудь о нем?
– Вообще-то, нет. Насколько я помню, он вошел сразу после Элисы Хермансен и уселся вон в той кабинке.
– Вы видели его?
– Да, но не настолько долго и хорошо, чтобы дать описание. Как вы понимаете, кабинки отсюда плохо видны, а он ничего не заказывал до тех пор, пока внезапно не исчез. Они часто так поступают, им кажется, что здесь слишком тихо. В барах так и происходит: нужны люди, чтобы заманить других людей. Но я не видел, когда он ушел, и больше о нем не думал. И потом, ее ведь убили в собственной квартире, да?
– Да.
– Вы считаете, что он мог проследить за ней до дому?
– Такое возможно. – Харри взглянул на бармена. – Мехмет, не так ли?
– Точно.
Что-то в этом парне инстинктивно нравилось Харри, и он решился вслух сказать то, что думает:
– Если мне не нравится вид бара, я разворачиваюсь в дверях, а если захожу, то покупаю что-нибудь, а не просто сижу в уголке. Он мог проследить за ней до этого места, а когда просчитал ситуацию и понял, что скоро она уйдет домой, причем без парня, он мог отправиться в ее квартиру и поджидать ее там.
– Правда? Больной человек. И бедная девочка. Кстати, о бедных: вот парень, с которым она встречалась в тот вечер.
Мехмет кивнул на дверь, и Харри повернулся. Болельщики «Галатасарая» заглушили явление лысого полноватого мужчины в дутой жилетке и черной рубашке. Он подсел к стойке и с каменным выражением лица кивнул бармену:
– Пол-литра.
– Гейр Селле? – спросил Харри.
– Лучше бы нет, – ответил мужчина и глухо засмеялся, не меняя выражения лица. – Журналист?
– Полиция. Я бы хотел спросить у вас обоих, узнаете ли вы этого мужчину. – Харри положил на стойку бара копию фоторобота Валентина Йертсена. – После этого он произвел несколько пластических операций на лице, поэтому включайте фантазию.
Мехмет и Селле изучили изображение. Оба отрицательно покачали головой.
– Кстати, забудь о пол-литре, – сказал Селле. – Я вспомнил, что мне нужно домой.
– Как видишь, кружка уже налита, – ответил Мехмет.
– Мне собаку надо выгулять, отдай пиво полицейскому, его, кажется, мучает жажда.
– Мм… Ответьте на последний вопрос, Селле. В свидетельских показаниях говорится, что Элиса рассказывала вам о том, кто ее преследовал и угрожал мужчинам, с которыми она встречалась. Вам эти рассказы показались правдой?
– Правдой?
– Она сказала это не для того, чтобы отпугнуть вас?
– Хе-хе, вот что. Ну да. У нее были свои методы избавления от лягушек. – Попытка Гейра Селле улыбнуться исказила его лицо гримасой. – Вроде меня.
– Мм… Вы считаете, что ей пришлось поцеловать много лягушек?
– «Тиндер» может разочаровать, но человек не перестает надеяться, верно?
– Этот преследователь, как вам показалось из ее слов, был случайным психом или мужчиной, с которым ее раньше связывали отношения?
– Нет. – Гейр Селле застегнул молнию на дутой жилетке до самого подбородка, хотя на улице было довольно тепло. – Я пошел.
Когда за ним захлопнулась дверь, Харри положил на стойку сто крон.
– Мужчина, с которым ее раньше связывали отношения? – произнес бармен, давая ему сдачу. – Я думал, что в истории с этими убийствами речь идет только о питье крови. И о сексе.
– Возможно, – сказал Харри. – Но как правило, в таких случаях замешана ревность.
– А если нет?
– Возможно, речь идет о том, о чем сказали вы.
– О крови и сексе?
– О победе. – Харри посмотрел на кружку. Пиво всегда насыщало его и утомляло. Ему нравились первые глотки, но потом пиво становилось печальным на вкус. – Кстати, о победах. Кажется, «Галатасарай» проигрывает, поэтому не будете ли вы возражать, если мы переключимся на «Воскресный журнал» на «НРК-1»?
[21]
– А что, если я болею за «Бешикташ»?
Харри кивнул на угол верхней зеркальной полки:
– Тогда вы не стали бы вешать вымпел «Галатасарая» за бутылкой «Джима Бима» вон там, Мехмет.
Бармен посмотрел на Харри. Потом улыбнулся, покачал головой и нажал кнопку пульта.
