– Это были запорожцы или донцы?
– Донцы.
– И что же вы слышали?
– Немногое.
– Послушайте, святой отец, какого нечистого я тяну из вас каждое слово, как клещами? Вы наткнулись в лесу на казаков, которые вас обобрали. После чего вы, вместо того чтобы бежать без оглядки куда подальше, направились в Устюжну и рассказали об этих казаках моему другу. Вы с ним молочные братья?
– Нет, – вздохнул отец Мелентий, – вы правы, с казаками все так и было: они ограбили меня, и мне пришлось просить помощи у настоятеля здешнего храма отца Федора. Тот в свою очередь рассказал мне, что в Устюжне стоит часть отряда воеводы Вельяминова и среди них, оставшихся, есть, по крайней мере, один православный. Я посчитал своим долгом предупредить его.
Нашу беседу прервал приход Казимира, за которым следовал драбант с ужином для монаха. Я отозвал в сторону литвина, и, пока отец Мелентий, истово перекрестившись, принялся за еду, спросил его:
– Что ты обо всем этом думаешь?
– Похоже, мы перестарались с инсценировкой скрываемого нами богатства. Здешние тати вызвали подмогу или это произошло случайно, но в любом случае у нас куча неприятностей.
– Что будем делать?
– Я бы предложил немедленно сняться и уходить навстречу Вельяминову, но казаки могут нас перехватить. Так что лучше всего послать за подмогой и обороняться на месте. Здешние жители только выглядят забитыми и беспомощными, на самом деле они уже отбили несколько нападений поляков и черкас
[31], отобьются и сейчас, если их предупредить.
– Я уже дал знать земскому старосте, – подал голос закончивший трапезу отец Мелентий.
– А у вас отличный слух, ваше преподобие! – ответил я довольно далеко от нас сидящему монаху и, вновь обернувшись к Казимиру, продолжал: – Кого пошлем за помощью? Драбанты по одному могут и не справиться, а группой их перехватят. Давай начистоту: проскользнуть мимо казаков и в одиночку найти Аникиту под силу только тебе.
– Мне не хотелось бы оставлять вас здесь одного.
– Ну я, положим, останусь не один, Кароль и три десятка драбантов – достаточная сила, чтобы отбиться от казаков.
– Я понял, – поклонился мне Казимир и собрался уходить, но я остановил его вопросом:
– А кто такой Корнилий?
– Я, ваше высочество, этого святого поминали в день моего крещения, и отец Авраамий так меня и нарек, – ответил мне литвин и, улыбнувшись, вышел.
Когда уже почти стемнело, к воротам Устюжны подъехали несколько конных. Охранники никак не прореагировали на их появление, так что прибывшим пришлось молотить в деревянные створки древками своих пик. Наконец из бойницы донесся недовольный голос:
– Кого нелегкая принесла?
– Открывай, старый хрыч! Посыльный от князя Трубецкого к воеводе Вельяминову!
– Нет его в городе, так что ступайте себе подобру-поздорову!
– Открывай, нам велено его здесь дожидаться. А будешь перечить – мы тебя на этих воротах и повесим!
– А много ли вас там?
– Да пятеро всего, открывай, сделай милость, а то мочи нет уже, сколь дён в пути!
Раздался звон цепей и грохот большого засова, после чего одна створка ворот со скрипом отворилась. Пятеро казаков въехали в ворота и, переглянувшись, остановились. Караульные, довольно крепкий еще старик с бердышом в руках и молодой парень с заспанным лицом, вопросительно смотрели на них при свете факела.
– Ну и чего так долго не открывали? – веселым голосом спросил один из прибывших и вдруг громко, как соловей-разбойник, свистнул и тут же без замаха ударил плетью молодого караульного. Другой попытался спрыгнуть с коня на плечи старику. Однако тот неожиданно шустро увильнул и успел подставить нападавшему широкое лезвие своего оружия. Остальные казаки схватились за сабли, но тут же застыли, как громом пораженные, поскольку увидели, что со всех сторон окружены людьми в немецкой форме, с направленными на них ружьями. Из башни тотчас выскочили еще караульные и, обезоружив нападавших, отвели их в сторону вместе с конями. Тем временем за стеной прятавшиеся до поры казаки вскочили в седла и двинулись в открытые ворота, полагая их захваченными. Но едва первые из них оказались внутри города, как проезд закрыла упавшая сверху решетка. По немногим прорвавшимся открыли огонь мои драбанты, выбивая одного за другим из седла. Я тем временем вместе с местным земским старостой был в воротной башне и наблюдал, как местные ополченцы зажигают фитили у своих пищалей, направляют их в сторону противника и по команде своих командиров открывают частый огонь. Казаки, несущие большой урон от огня оборонявшихся, тут же развернули коней и рванули прочь от негостеприимного города.
– Ну что, староста, пойдем поспрашиваем у воров, какая нелегкая их принесла? – обратился я к предводителю устюжан.
Тот согласно кивнул, и мы, спустившись с башни, отправились допрашивать пленных. Более-менее уцелевшими были только первые пятеро, остальные, получив свою дозу свинца, либо покинули этот мир, либо были тяжелоранеными. Захваченные в плен казаки со связанными за спиной руками стояли в окружении ополченцев, потупив глаза, лишь изредка зыркая в сторону своих конвоиров. Лицо одного из них показалось мне знакомым, и я, подойдя ближе, осветил его факелом.
– Что, Семка, все озоруешь? Вот видишь, гора с горой не сходится, а человек с человеком – завсегда.
– Князь? – немного удивленно протянул, глядя на меня, пытавшийся в свое время ограбить меня казак.
– Эх, не везет тебе со мною, Сема! Не расскажешь, какая нелегкая тебя сюда принесла? Ты ведь вроде как саблю Трубецкому на верность целовал?
– Князь Трубецкой обманул нас и жалованья обещанного не заплатил. Потому мы решили, что нас сабли наши вознаградят.
– Крыса ты, Сема. Всю жизнь крысой был и, видать, как крыса с ней и расстанешься!
Собравшиеся вокруг люди громкими криками поддержали мои слова.
– Вот что, люди, – возвысил я голос. – Я чужак в вашей стране и не знаю ваших законов, но полагаю, что, раз сии воры хотели разорить ваш город и лишить вас живота и достояния, потому вам их и судить! Я слышал, что вы, потеряв многих своих близких, уже не раз отбивали нападения таких, как они, потому полагаю, что найдете справедливое наказание, дабы другим было неповадно.
– Повесить их! – раздались крики собравшихся вокруг людей.
– Повесть дело нехитрое, – выступил вперед староста, – однако перед тем не мешало бы допросить воров порядком – много ли их да каковые намеренья имели!
Пока местные жители гудели, решая, справедливы ли речи их вожака, я, наклонившись к нему, тихонько проговорил:
– Ты раздели их, чтобы сговориться не смогли, да каждого и допроси отдельно. Коли грамотен, так запиши, что каждый скажет, а потом и сличишь, правду выискивая. Да казакам скажи, что тот, кто больше других расскажет, жив останется.
