Ричард Оуэн сидел за письменным столом своего сына и смотрел в окно.
– Ничего не пропало? – спросил Пол.
– Что могло пропасть? – удивилась Элизабет. – С какой стати Майклу обворовывать самого себя, кроме того…
– Успокойся, Бетти, – перебил ее Ричард.
– Ричард считает, что я не в своем уме…
– Прекрати…
– Но я уверена, что это был Майкл. Ключи есть только у него и у нас, а дверь не взломана.
– Ключи есть у горничной! – Эту фразу Ричард Оуэн почти выкрикнул. – Сколько раз тебе это повторять, черт возьми!..
– Майкл что-то искал, – как ни в чем не бывало продолжила Элизабет. – Он очень спешил, и у него не было времени с нами созвониться. Но он обязательно объявится, в этом я не сомневаюсь.
Вспоминая эту сцену позже, Пол снова и снова приходил к выводу, что именно эти слова Элизабет Оуэн толкнули его на то, чтобы сказать ей правду. «Майкл обязательно объявится, она не сомневается в этом». В этот момент Пол осознал, что перешел все границы. Он почувствовал себя соучастником преступления, сообщником смерти. Подобные иллюзии унизительны, когда факты не оставляют никакой надежды. Он и сам не раз говорил об этом врачам, когда просил их не лгать ему. Но они, насколько он мог судить, и не пытались этого делать.
– Видите ли… – Голос Пола дрогнул.
Пол почувствовал, как забилось сердце и обмякли колени. Он замолчал, хватая ртом воздух, будто некая рука удерживала его голову под водой. Сейчас ему предстояло оборвать нить, на которой повешено счастье этой семьи. Точнее, объявить им, что нить оборвана, что в данном случае одно и то же. Эти слова изменят их жизнь раз и навсегда, ничто больше не будет для Оуэнов прежним.
– В Шэньчжэне в парке обнаружен труп мужчины.
Элизабет Оуэн молча, как рыба, раскрыла рот. Ричард поднялся со стула.
– Личность не установлена, бумаг при нем не нашли, – продолжал Пол. – Но это европеец, и он ровесник вашего сына.
– Это ничего не значит. – Ричард Оуэн поднял руки, будто защищаясь.
– Три шрама на левом колене…
Пол надеялся, что до конца жизни не увидит больше таких глаз – подернутых смертной тенью.
От Харбор-Вью-Корт до Ваньчая пешком сорок пять минут.
Пол подумывал взять такси, но удержался, представив себя запертым в тесном салоне посреди многокилометровой городской пробки. Уже одна эта мысль вызвала у него приступ клаустрофобии. Вдруг захотелось прогуляться. Пол пошел вниз по Робинсон-роуд, ускоряя шаг. Сразу полегчало. Пол дышал глубоко, даже постанывал, привлекая к себе внимание немногочисленных прохожих.
Он пересек Ботанический сад и почти побежал по Кеннеди-роуд. У Гонконгского парка силы его покинули. Пол вошел в ворота и, обливаясь по́том, опустился на скамью. Голова кружилась, кровь стучала в ушах, как у спринтера на финише. Собственно, куда он направлялся? К Кристине. Но многолюдство кварталов Ваньчая в обеденное время было бы для него невыносимым. Ему бы просто не хватило сил пробираться сквозь толпу. Здесь же, в этом затерянном среди небоскребов оазисе, в безлюдном парке с его уютными полянками, озерцами и заболоченными прудами, Пол сразу пришел в себя. Что, если уговорить Кристину вырваться сюда на полчасика?
Она принесла два сэндвича с сыром, пироги с рисом и два пол-литровых стакана холодного чая.
– Устраивать пикник в парке в сентябре месяце… – ворчала она, расстилая на скамейке салфетки. – Кому, кроме тебя, может прийти в голову такая бредовая идея?
– Я и сам от нее не в восторге, – устало пробормотал Пол. – Просто у меня нет выбора.
– Как Оуэны?
– Я оставил их в квартире сына. Сегодня после обеда поедут на опознание. Я уже звонил Дэвиду, он встретит их на границе.
– И что, никакой надежды?
– Боюсь, что нет.
– Ты тоже поедешь? – (Пол покачал головой.) – Разве они не просили тебя об этом?
– Просили.
– Они будут одни?
– Нет, я посоветовал им обратиться в консульство. Оттуда, конечно, кого-нибудь пришлют… Обещания надо выполнять.
– Но вчера ты тоже обещал мне, и это не помешало тебе уехать в Шэньчжэнь спустя пару часов.
– Теперь все изменилось. Я сыт этой историей по горло. – Пол заметил, что эти слова мало ее успокоили, и добавил после паузы: – Кроме того, мне не нравится, что ты так из-за меня переживаешь.
– Извини, по-другому у меня не получается. – Она погладила его по волосам. – Ты, конечно, считаешь, что я преувеличиваю опасность, ведь так?
Пол задумался:
– Я понимаю твое недоверие к китайским властям после всего того, что они сделали с твоей семьей. Но это были совсем другие люди, другая страна. Думаю, тебе стоит пересмотреть свое отношение к Китаю.
– Вот как?! – почти возмутилась она. – Китайской Народной Республики больше нет, я что-то пропустила?
– Не знаю, что бы я чувствовал, если бы китайцы убили моего отца, – попытался успокоить ее Пол.
– И брата, – добавила Кристина.
– Брата? – переспросил Пол. – Об этом ты мне не рассказывала.
– Он был на десять лет старше меня. Его угнали на работы в горы, вместе с другими школьниками.
– Он погиб?
– Не знаю. Через год я уехала в Гонконг и больше о нем не слышала.
– Но тогда, может, он жив?
– Может быть.
– И он ни разу не пытался выйти на вас с тех пор, как открыли границу?
– Каким образом? Все мои дяди и тети давно живут кто в Гонконге, кто в Сиднее. В Китае никого не осталось.
– Но ты могла бы навести справки в своей деревне. Что, если он туда вернулся или кто-нибудь что-нибудь там о нем знает…
– Пол, – сердито оборвала она, – ты не понимаешь. Я не вернусь в Китай. Никогда. Я же из семьи контрреволюционеров…
– Но прошло сорок лет!
Последняя фраза вырвалась у него сама собой. Пол тут же пожалел о ней.
X
Дэвид Чжан стоял на пограничной станции Лову, в паре метров от турникета для дипломатов и VIP-персон. Он ждал Оуэнов. В зале висела духота. Похоже, кондиционеры работали далеко не на полную мощность, если работали вообще. Дэвид то и дело доставал платок – утереть пот со лба.
Комиссар Чжан нервничал, связка ключей вот уже во второй раз выскальзывала из кармана на пол. Опознание трупа родственниками – крайне неприятная процедура для всех его коллег – каждый раз оборачивалась для него тяжким испытанием. Неизбежным к тому же, потому что требовала его непосредственного участия.
Опознание родителями тел своих детей – случай из самых тяжелых. В такие моменты Чжану казалось, что сердце вселенной остановилось и никакая сила не заставит его биться снова. За двадцать лет службы он так и не понял, как должен вести себя в таких ситуациях. Смотреть в сторону? Предлагать помощь? Или обрушить на несчастных поток бессмысленных слов, ради того только, чтобы избежать тягостного молчания? Коллеги говорили правильные речи о наказании и возмездии, но Дэвид этого не умел.
