Комната, в которую его проводили, походила на номер в китайском отеле средней руки. У огромного окна стояли два дивана с потертой коричневой обивкой. Светлые обои были местами заляпаны, стол и пластиковые цветы в вазе покрыты слоем пыли. Часы на стене показывали чуть больше половины шестого. За письменным столом, заваленным бумагами, сидел мужчина. Он коротко взглянул на вошедших и снова склонился над папкой. Конвоиры указали Полу на стул, покинули помещение и закрыли дверь.
Поскольку мужчина за столом не обращал на него никакого внимания, Пол решил начать беседу первым.
– Кто вы? – спросил он. – Чего вы от меня хотите?
Он хотел выглядеть возмущенным, но голос сорвался. Пол услышал, как жалостливо прозвучали его вопросы.
Мужчина оторвался от бумаг, но лишь на секунду.
– Почему вы держите меня взаперти?
На этот раз он поднял голову и остановил на Поле взгляд, не изменившись в лице.
– Вы работаете на Виктора Тана? – задал еще один вопрос Пол.
Мужчина захлопнул папку, отложил ее в сторону, слегка наклонился вперед и пристально посмотрел Полу в глаза.
– Я должен кое-что разъяснить вам в самом начале нашей беседы, господин Лейбовиц, – сказал он. – Здесь вопросы задаю только я. Вы меня поняли? Вы можете молчать или отвечать на них, это ваше дело. Но в ваших интересах последнее.
Пол повернулся к окну, стараясь не показывать страха. Его собеседник мало походил на людей Тана, какими Пол их, по крайней мере, себе представлял. Но и на комиссара полиции тоже. Китайские чиновники не вели себя так развязно с иностранцами. Ему было не больше сорока лет, деловой костюм и безупречный мандаринский. Скорее всего, пекинец.
– Вы проникли в квартиру Майкла Оуэна в Гонконге, – сказал мужчина, откинувшись на спинку стула, – и похитили оттуда важные улики, в их числе мобильный телефон и жесткий диск.
У Пола перехватило дыхание.
– Зачем вы это сделали? – услышал он вопрос китайца.
– Откуда вам это известно? – вырвалось у Пола.
О мобильнике и жестком диске знали только Дэвид и Кристина, но никто из них не мог выдать его полиции или Тану. Или все-таки?..
– Я вижу, вы меня не поняли, – медленно произнес китаец. – Или молчать, или отвечать.
– Это Дэвид? Дэвид Чжан рассказал вам об этом?
Тень улыбки пробежала по лицу его собеседника.
– Даже если и так, какое это теперь имеет значение? Вы совершили кражу, мистер Лейбовиц. Зачем?
Вопросы в голове так и роились: «Кто этот человек? Откуда он знает Дэвида?»
Между тем мужчина продолжил:
– На что вы живете в Гонконге?
– Это вас…
– На что вы живете?
– На проценты от моих сбережений.
Пол тут же возненавидел себя за эти слова. Не надо давать этому типу запугать себя.
– Почему вас так интересует убийство Майкла Оуэна?
Пол молчал. Пока этот человек не представится, он не произнесет ни слова.
– Вы были знакомы с Ричардом Оуэном раньше? Это по его поручению вы наводили справки о его сыне?
Пол прикрыл глаза. Главное, не подавать вида, что он чего-то боится.
– Господин Лейбовиц, вы совершили ошибку.
Эту фразу он уже слышал вчера вечером. Теперь Пол почти не сомневался, что за всем этим стоит Виктор Тан.
Он затряс головой:
– Я не стану разговаривать с вами, пока вы не скажете мне, кто вы.
Мужчина посмотрел на него оценивающе, как будто прикидывал, насколько Пол серьезен. Потом встал, обошел вокруг стола. Пол внутренне съежился, будто в ожидании удара, но мужчина открыл дверь, крикнул сопровождающих, которые поджидали снаружи, и исчез в соседней комнате. Пола снова отвели в подвал.
Он лежал на койке и смотрел в потолок. Головная боль утихла, теперь подрагивало левое веко. Чего хотел от него Тан? Какую роль играл в этой истории Ричард Оуэн? По словам Аньи, он вполне мог выдать Тану собственного сына. Но стоит ли ей верить? Похоже, Пол напрочь утратил способность отличать правду от лжи.
Мимо окна проезжали машины, визжали тормоза, в стекло летел гравий. Пол подошел к окну и забрался на стул. Несколько человек разговаривали снаружи. Пол различил не только голос того китайца, который недавно его допрашивал, но и – он не поверил своим ушам – Тана и Дэвида. Они стояли слишком далеко, он не разбирал отдельных слов, но неповторимую певучую интонацию Дэвида уловил безошибочно. А тот, кто спорил с Чжаном, был, несомненно, Виктор Тан. Голоса быстро удалялись, скоро все стихло.
Пол прижал лицо к стеклу и несколько раз прокричал имя своего друга, а потом изо всей силы ударил в раму кулаком.
Весь следующий час он беспокойно бродил по камере. Время от времени снова становился на стул, прислушивался, тряс металлическую решетку на двери, вцепившись в нее руками. Или бился головой о серый шкаф рядом с мойкой, пока на металлической стенке не образовалась вмятина. Воображение снова разыгралось, с ним вернулся и страх. Пол ощущал свою беспомощность почти физически. У него кружилась голова, воздуха не хватало, в левой половине груди покалывало.
Пол лег на кровать и попытался успокоиться, сосредоточиться на дыхании, как учил Дэвид. Спустя некоторое время сердце забилось в привычном ритме. Час проходил за часом, снаружи уже темнело, а Пол все боролся с мыслью о том, что его предал Дэвид. Потом снаружи зажглись фонари, и робкий одинокий луч прорезал темноту его камеры.
В этот момент раздались шаги и голоса в коридоре. Дверь вместе с решеткой распахнулась. Вошли двое мужчин, за ними третий, который включил свет.
Это был Дэвид.
Пол вздрогнул. Сколько раз за прошедшие сутки представлял он себе их встречу. И вот она произошла. Дэвид молча смотрел ему в глаза. Он попытался улыбнуться, но Пол ему не ответил. Он все еще ничего не чувствовал, как будто стоял перед стеной. Осознав это, Пол испугался. Что означает эта холодность?
Дэвид сделал шаг к нему, Пол отступил.
– Оставайся, где стоишь, – прошептал он. – Чего ты хочешь?
– Что с тобой? – удивленно спросил Чжан. – Я пришел забрать тебя отсюда.
– Забрать? – недоверчиво повторил Пол. – Что вам от меня нужно?
– Кому это «вам»?
– Тебе и Тану.
– Мне и Тану? Ты с ума сошел? Да как ты только мог подумать, что я…
– Как я мог подумать? Один раз ты уже был его подельником.
– То есть?
– Не притворяйся. Тан мне все рассказал, – презрительно бросил Пол. – О монастыре, монахе… О том, как услужливо ты подал ему шест.
Пол слышал свой голос будто бы со стороны и сам удивлялся тому, что говорил.
