Под ногами Тана будто разверзлась бездна. О, эта улыбка… Он знал, что она предвещает. Он и сам улыбался так же, когда смотрел в глаза очередной своей жертве.
Этот допрос был только началом. Они наверняка успели обыскать его дом и офисы и арестовать его коммерческих директоров. Виктор Тан был низвергнут в пропасть. Он больше не принадлежал к числу тех, кто устанавливает правду, кто видоизменяет ее по своему усмотрению и может даже разобрать на отдельные части, чтобы потом собрать заново, уже на свой лад. Тан вспомнил отца. История повторяется. Толпа уже движется к рыночной площади, он слышит ее крики.
Лишь одно утешало его в этой ситуации. Инспектор Вэнь не был независимым следователем – лишь инструментом в руках властей предержащих. А власть иногда меняется.
В этот момент в комнату вошел еще один человек и, почтительно поклонившись, прошептал что-то на ухо Вэню. Некоторое время они совещались шепотом, но Тан не смог разобрать ни слова. Вошедший поминутно поднимал на Тана глаза. Так смотрят на собаку, гадая, укусит или нет. Ростом он был пониже инспектора и гораздо старше. Черты его лица показались Тану до странности знакомыми. Он поднялся, обошел вокруг письменного стола и, ни слова не говоря, заглянул в лицо мужчине. Определенно, они встречались, но где? И почему это так встревожило Тана, тем более в такую минуту?
– Мы знакомы? – (Мужчина кивнул.) – Но… я не помню…
– В монастыре, – резко произнес тот.
– В каком монастыре? Когда?
– Перед смертью.
– Чьей смертью?
– Моей. – Незнакомец вытянул руку, как будто замахнувшись для удара.
Черт, откуда этот странный, плесневелый запах? И этот звук, дрожью пробежавший по всему телу… Как будто кто-то ударил палкой по дереву.
– Моей, – повторил Дэвид Чжан. – И вашей.
XXXIII
Она хотела обойтись минимумом вещей, сбежать, оставив в прошлом ужас последних дней и ночей, практически бессонных. Она боялась расспросов, но больше всего – собственных нескромных ожиданий. Он позвонил ей еще утром, пригласил на ужин и спросил, не согласилась бы она после остаться у него на ночь. Если возникнет такое желание, разумеется. Его голос звучал непривычно весело, даже развязно, и поднял ей настроение на весь день. Ей тут же захотелось быть рядом с ним, посмотреть, что он сможет для нее сделать. Пусть даже немного, в любом случае она решила не поддаваться разочарованию.
Но лишь только она прошла бамбуковую рощу, открыла и снова заперла за собой садовую калитку и увидела дом с террасой, в душе пробудились старые чувства и желания, те самые, которые она так хотела оставить в Гонконге.
Пол превратил свой сад в волшебный лес. Зажженные вдоль всей террасы свечи распространяли аромат чайного дерева, на деревьях висели фонарики, ветви плюмерии обвивали светящиеся гирлянды. На столе, рядом с восьмисвечником, из ведерка со льдом торчала бутылка шампанского. Тут же была ваза с огромным букетом роз. Свет в доме не горел. Окна и двери стояли нараспашку. Она не видела свечей ни в гостиной, ни на кухне на подоконниках.
Пол лежал в шезлонге и делал вид, что спит. Но при ее появлении его веки чуть заметно приоткрылись, и он стал наблюдать за каждым ее движением. Ни один мужчина в жизни не устраивал ей такого праздника.
Но по-настоящему она оценила его старания, лишь когда подошла к столу и увидела не меньше дюжины пиал и мисочек с самыми изысканными лакомствами. Были здесь и баклажаны, и яйца с имбирем и горчицей, приготовленные по рецепту тысячелетней давности. Между ними лежали белые лепестки плюмерии и бугенвиллеи, словно вырезанные из красного шелка. И на двух тарелках мерцало еще по одной чайной свечке.
Когда Пол, неслышно поднявшись со своего ложа, подкрался к ней сзади, колени подкосились, словно ее впервые коснулась рука мужчины. Он приложил ладони к ее глазам. На какой-то момент она испугалась, что все это сон и сейчас она проснется в своей квартире в Ханхау перед мерцающим экраном телевизора. Потом она почувствовала его губы на своей шее, и по спине пробежал приятный холодок. Где он только научился так целоваться? Одним прикосновением он возвращает ее к жизни. Она хотела обернуться, но он поднял ее на руки, закружил по комнате, а потом, точно ребенка, понес на второй этаж. Положил на кровать, начал стаскивать с нее блузу и юбку. В спальне тоже горели свечи. Она следила за каждым его движением в их мерцающем свете. И как только поняла, что сегодня он полон сил, ей захотелось помочь ему: расстегнуть пуговицы на блузе, снять ремешок, бюстгалтер. Но он отвел ее руки в стороны.
Он едва касался ее кожи, но ее переполняла такая страсть, что, казалось, сердце не выдержит и разорвется, если он немедленно не оставит ее в покое. Как он только мог так долго себя сдерживать? Когда он покрывал ее тело поцелуями, его язык порхал, как бабочка.
Она едва не потеряла сознание. Счастье накатывало волнами, одна за другой, и они сметали все на своем пути и уносили ее в мир, где на все вопросы имелся один-единственный ответ. До сих пор она даже не подозревала о существовании этого мира, и ей совсем не хотелось его покидать. Она чувствовала себя бесконечно слабой и в то же время никогда еще не была так полна сил.
Она обняла Пола в твердой уверенности, что никогда больше его не отпустит. Она чувствовала, как он смеется в ее объятиях, а когда, осторожно обхватив ладонями, приблизила к себе его лицо, то увидела, что он смеется и плачет одновременно. Он поднялся и на руках вынес ее в сад, где почти все свечи уже догорели. Он бережно посадил ее на стул, вернулся в дом и принес оттуда два купальных халата и коробку со свечами. Свечи расставил вдоль террасы и зажигал их одну за другой, пока весь сад не засиял снова. Потом принес из кухни теплый рис, открыл шампанское и протянул ей бокал. Еще один поцелуй в шею – и сердце едва не выскочило из груди.
– Ты сводишь меня с ума, – прошептала она. – Давай любоваться свечами, иначе они сгорят без нас.
– Жаль, – отвечал он. – Это последний ящик.
Она поцеловала его в лоб.
Пол принялся кормить ее фаршированными баклажанами. Осторожно брал палочками кусочек, подносил к ее рту, а потом наблюдал, как она его пережевывает и проглатывает. Потом настал черед курицы под лимонным соусом, холодной утки с тофу и семью пряностями. Она знала, что Пол – хороший повар, но такой стряпни не пробовала никогда.
– Невероятно! – Кристина закатила глаза. – Ты, наверное, целый день провел на кухне.
Пол довольно улыбнулся, подлил ей шампанского и поднял бокал.
– За что пьем? – спросила Кристина.
– За тебя.
– Почему за меня?
– Потому что я хочу отблагодарить тебя.
– Но за что?
– За твою любовь… И за доверие, которое есть глупость, и за то, что у тебя не было выбора. Когда ты однажды сказала мне это, я не поверил. Тогда я думал, выбор есть всегда.
