– Слушай, Орест, – не выдержал он, – ты не думаешь, что…
– Я думаю, что мы с тобой болваны, – просто ответил князь, – а следователь оказался прав. Ты видел ее лицо?
Полонский помрачнел.
– Что же нам делать? – спросил он.
Орест сощурился. Поглядел на ивы, на небо, на туго натянутую излучину реки.
– Сначала отвезем ее домой, – сказал он, – и вызовем к ней доктора. А дальше – поглядим.
Он беспечно улыбнулся. Но даже Евгений Полонский, который не знал, что точно так же князь Рокотов улыбался перед дуэлью с Витгенштейном, невольно поежился, завидев его улыбку.
Глава 17
Амалия не помнила, как она добралась до Ясенева. Это было как сон. Да, как какой-то странный сон, который упорно не желал кончаться. Экипаж трясся по дороге, и она покачивалась в такт его движениям. Ей не хотелось никого видеть, не хотелось ни о чем думать. Она закрыла глаза и подставила солнечному свету лицо, и нежные лучи гладили его, как пальцы.
Вот и усадьба. Теперь мимо грезящих статуй, мимо молчащего фонтана и его насупившихся купидонов, вверх по ступеням главной лестницы… Со скрипом отворяется дверь. Ее комната. Амалия поглядела на кровать, и что-то в ней всколыхнулось. Она подумала: «Если бы я умерла, наверное, сюда бы и положили мое тело». Она зябко поежилась и села в кресло. Орест шепотом велел Даше принести полотенце, наклонился над Амалией и стал осторожно вытирать ей полотенцем лоб и мокрые волосы. Евгений Полонский с мрачным лицом переминался с ноги на ногу в дверях.
– Амалия, – мягко попросил Орест, глядя ей прямо в глаза, – расскажите нам все, прошу вас.
И она рассказала – мертвым голосом, глядя в сторону, а на середине ее рассказа появился встревоженный Зимородков, прослышавший, что с ней что-то произошло. Потом вошел доктор Телегин, велел выйти всем, кроме Даши, осмотрел Амалию, тут же дал ей успокоительное и велел лечь в постель, а Даше наказал опустить шторы. Сделав все необходимые распоряжения, доктор удалился из комнаты измученной девушки.
За дверью его уже ждал взволнованный Саша Зимородков.
– Доктор, что с ней? – спросил он, хватая Телегина за рукав.
– Сильное потрясение, – проворчал Телегин, который на дух не выносил дурацкие вопросы, ответ на которые совершенно очевиден. – Наглоталась воды, чуть не утонула, чего вы хотите? Полный покой, успокоительные капли, и через день-два она будет в порядке… До свидания, господа.
Он поклонился следователю и угрюмым друзьям, после чего отбыл.
– Я хочу извиниться перед вами, Александр Богданович, – внезапно сказал Евгений. – Должен признать, что ваши теории казались мне фантастическими, но после того, что произошло сегодня… Не держите на меня зла за то, что я в прошлом позволил себе задеть вас.
Только тот, кто хорошо знал надменного графа Полонского, мог представить себе, чего ему стоило произнести эти простые слова. Впрочем, Саша не отличался злопамятностью, и, когда граф Евгений протянул ему руку, он ее пожал.
– Теперь нам предстоит разобраться в случившемся, – начал Зимородков. – Кто именно участвовал в купании?
Евгений нахмурился.
– Кроме Амалии Константиновны, там были Муся, потом горничная, старая француженка и госпожа Олонецкая.
– Думаете, это кто-то из них? – в упор спросил Орест.
– Для начала я бы хотел побеседовать с каждой из них, – решительно ответил Саша. – Амалия Константиновна уже рассказала, что с ней произошло. Нападавшего она не видела – он набросился на нее сзади.
– Как тогда, на охоте, – напомнил Орест, дернув щекой.
Зимородков утвердительно кивнул.
– Да. Но, может быть, другие что-то заметили?
Лежа в полутемной комнате с опущенными до пола шторами, Амалия неотступно думала о том же самом. В воде их было всего пятеро. Кто же из них мог желать ей смерти?
Даша? Исключено: они знают друг друга уже много лет. Муся? Просто смешно. Дельфина Ренар? Но она первая позвала на помощь, заметив неладное, так что глупо даже предполагать, будто она пыталась утопить Амалию. Изабелла Олонецкая? Нелепо: Амалия видела ее всего второй раз в жизни.
Тогда кто же? Кто-то совсем другой. Который сумел незамеченным подобраться к ней? Стрелок являлся мужчиной, в чем Зимородков был совершенно убежден. Значит, и тот, кто хотел ее утопить, был мужчиной. Орест и Евгений исключаются – они находились на берегу и помогли ее вытащить. А остальные? Где были они в тот момент?
Пока в голове Амалии ворочались эти тревожные мысли, Саша Зимородков осторожно расспрашивал очевидцев – тех, кто присутствовал на купании, которое едва не стоило Амалии жизни.
Муся Орлова утверждала, что было очень весело и она не заметила абсолютно ничего подозрительного.
Горничная Даша сказала, что она ничего не видела.
Дельфина Ренар утверждала: она лишь разглядела, что Амалия как-то странно машет руками и уходит под воду. Кажется, рядом с Амалией кто-то был, но кто именно, мадам Ренар не присматривалась, потому что сразу же начала звать на помощь.
Изабелла Олонецкая не видела ничего подозрительного и вообще была убеждена, что Амалия чуть не погибла из-за собственной неосторожности.
– Это не так, мадам, – возразил Зимородков. – Мы совершенно точно знаем, что ее пытались утопить.
Госпожа Олонецкая сильно удивилась и сказала, что, может быть, кто-нибудь подплыл к Амалии со стороны заводи. Других предположений у нее нет.
Вечером этого странного дня случилось еще одно странное происшествие. Портрет Муси был уже полностью закончен, и его собирались перенести из беседки в дом. Но, когда за ним пришли слуги, оказалось, что кто-то облил портрет едкой жидкостью, которая частично размыла краску. Лицо Муси на холсте превратилось в месиво.
Когда барышня Орлова увидела, что случилось с ее портретом, с ней приключилась самая настоящая истерика. Из Паутинок ближе к ночи примчался Митрофанов, узнавший, что произошло. Через два дня он собирался покидать гостеприимные тверские края, но история с портретом заставила его переменить планы.
– Какой-то сумасшедший! – кипел он. – Психопат, завистник… Никому другому такое бы в голову не пришло!
Муся тихо всхлипывала в углу. Отец пытался утешить ее.
– Скажите, – спросил он, – а ведь портрет… его можно восстановить?
Художник метнул на него хмурый взгляд.
– Пожалуй, да, – не сразу ответил он. – Но на это потребуется время.
– Оно у вас будет, – решительно промолвил Орлов.
Митрофанов осторожно дотронулся до потеков краски, понюхал пальцы и покачал головой.
– Слава богу, это не кислота… Значит, рисунок можно будет воссоздать.
Условились, что он переедет в Ясенево, где ему выделят отдельную комнату, чтобы он мог спокойно переписать портрет.
