– Не знаю. По статистике, при ограблениях жажда наживы является мотивом номер один, за ним следует азарт, далее…
– Да забудь ты о статистике, Беата. Теперь ты следователь, ты анализируешь не только видеоматериалы, но и свое толкование того, что видела. Поверь мне, это главное, в чем должен разбираться следователь.
Беата задумчиво смотрела на него. Харри чувствовал, что понемногу выманивает ее из раковины.
– Давай-ка снова! – еще поднажал он. – Что двигало Забойщиком?
– Чувства.
– Какие чувства?
– Сильные.
– Какие именно, Беата?
Она прикрыла глаза.
– Любовь или ненависть. Ненависть. Нет, любовь. Я не знаю.
– Почему он ее застрелил?
– Потому что он… нет.
– Ну же, давай. Почему он ее застрелил? – Харри дюйм за дюймом двигал свой стул, пока не оказался практически бок о бок с девушкой.
– Потому что должен был. Потому что так было решено… заранее.
– Здорово. А почему это было решено заранее?
В этот момент раздался стук в дверь.
Харри отнюдь не расстроился бы, если бы Фриц Бьелке из Института глухонемых продемонстрировал меньшее рвение, когда, стремясь как можно скорее прибыть к ним на помощь, объезжал на своем велосипеде многочисленные пробки в центре города. Однако в данный момент этот веселый полный человечек в круглых очках уже стоял на пороге «Камеры пыток», крутя в руках розовый велосипедный шлем. Бьелке не был глухим, как, впрочем, и немым. Чтобы он сумел лучше разобраться в особенностях артикуляции Стине Гретте, они сначала прокрутили ту часть видеозаписи, на которой была слышна ее речь. При этом сам Бьелке болтал не переставая.
– Да, я считаюсь специалистом, однако на самом деле все мы в той или иной степени читаем по губам, хотя одновременно и слушаем то, что говорят. Взять, к примеру, неприятное чувство, которое возникает у вас всякий раз, когда изображение и звук в фильме не синхронизированы, хотя все дело, возможно, в каких-то сотых долях секунды.
– Ну, – сказал Харри, – лично я ничего не могу понять по движению ее губ.
– Проблема в том, что по губам можно прочесть всего лишь от тридцати до сорока процентов слов. Чтобы разобрать все остальное, нужно следить за выражением лица, жестами, а также с помощью собственного языкового чутья и логики пытаться вставлять недостающие слова. Таким образом, думать здесь не менее важно, чем видеть.
– Вот она начинает шептать, – сказала Беата.
Бьелке моментально умолк и с сосредоточенным видом уткнулся в экран, стараясь не пропустить малейшее шевеление губ. Беата остановила запись за мгновение до выстрела.
– Ага, – сказал Бьелке. – Давайте-ка еще разок.
Затем он опять попросил:
– Еще.
И наконец:
– Будьте добры, сначала.
После седьмого повтора он удовлетворенно кивнул, давая понять, что просмотр закончен.
– Я не понимаю, что она имеет в виду, – сказал Бьелке.
Харри и Беата переглянулись.
– Однако знаю, что именно она говорит.
Беата чуть не бежала по коридору, пытаясь не отставать от Харри.
– Он считается лучшим специалистом в стране в данной области, – оправдывалась она.
– Ну и что? – отмахнулся Харри. – Он ведь сам сказал, что не уверен.
– А что, если она все же говорит то, что сказал Бьелке?
– Не сходится. Он наверняка проглядел «не».
– Я не согласна.
Харри резко остановился, и Беата с размаху налетела на него. Испуганно посмотрев вверх, она уперлась взглядом в его широко распахнутый глаз.
– Здорово, – сказал он.
– Что ты имеешь в виду? – не поняла она.
– Здорово, что не согласна. Несогласие означает, что ты, вероятно, видела или же почувствовала что-то другое, хотя и сама еще не знаешь, что именно. А я вот ничего не почувствовал. – Он снова зашагал по коридору. – Будем исходить из того, что права ты. Посмотрим, куда это нас приведет.
Остановившись перед лифтом, он нажал кнопку вызова.
– А сейчас ты куда? – спросила Беата.
– Надо проверить одну деталь. Вернусь меньше чем через час.
Двери лифта плавно разъехались в стороны, и из них шагнул шеф Иварссон.
– А-а! – осклабился он. – Мастера-детективы идут по следу? Есть что мне сообщить?
– Но смысл создания параллельных групп как раз и заключается в том, чтобы ничего не сообщать друг другу, – заметил Харри, обогнул Иварссона и зашел в лифт. – Конечно, если я верно понимаю тебя и ФБР.
Иварссон широко улыбнулся, однако взгляд его при этом отнюдь не утратил твердости:
– Но ключевой-то информацией мы, разумеется, обязаны делиться.
Харри нажал на кнопку первого этажа, но тут Иварссон сделал шаг вперед и заблокировал дверцы лифта:
– Ну и?..
Харри пожал плечами:
– Стине Гретте кое-что шепнула грабителю как раз перед тем, как он выстрелил.
– Так-так?
– Нам кажется, она сказала: «Я виновата».
– «Я виновата»?
– Да.
Иварссон наморщил лоб:
– Нет, здесь, верно, что-то не так. Больше подходило бы, скажи она: «Я не виновата», то есть не виновата в том, что управляющий на шесть секунд дольше упаковывал деньги в сумку.
– Не согласен, – заявил Харри, демонстративно поглядывая на часы. – Нам помогал ведущий специалист страны в этой области. Но подробности тебе сможет сообщить и Беата.
Иварссон облокотился на одну из дверей лифта, которая в продолжение всей беседы стукалась о его спину:
– Значит, она просто настолько растерялась, что пропустила «не». И это все, что у вас есть? Беата?
Беата залилась краской:
– Я как раз начала просматривать видеозапись ограбления на Киркевейен.
– Есть какие-нибудь соображения?
Взгляд девушки метнулся от Иварссона к Харри.
– Пока что никаких.
– Стало быть, ничего, – подытожил Иварссон. – Тогда вас, видимо, порадует, что мы вычислили девятерых подозреваемых, которых намереваемся допросить. А также у нас появился план, каким образом выудить наконец хоть что-нибудь из Расколя.
– Расколя? – переспросил Харри.
– Расколь Баксхет – крысиный король собственной персоной, – сказал Иварссон, взялся за поясной ремень, сделал глубокий вдох и с чрезвычайно довольным видом подтянул брюки. – Но подробности тебе сможет сообщить и Беата.
