– То есть они опасаются, что этот пример распространится, подобно заразе. Что ж. Вполне понятно. Ну а я-то тут при чем?
– Никто не сомневается в том, что Иварссон – дельный сотрудник. Он обычный дисциплинированный полицейский, который никогда не преступит определенную черту. Но Забойщик – не обычный грабитель. Словом, начальник полиции пока что недоволен достигнутыми результатами. – Мёллер кивнул в сторону тюрьмы. – Он слышал об эпизоде с Расколем.
– Хм.
– Я был на ланче у него в кабинете, и там прозвучало твое имя. Даже несколько раз.
– Господи, я что, должен чувствовать себя польщенным?
– Во всяком случае, тебе прежде уже удавалось добиваться успеха в расследовании, используя нетрадиционные методы.
Харри криво улыбнулся:
– Милая характеристика, однако она скорее подходит летчику-камикадзе.
– Короче говоря, Харри, вот тебе мой сказ. Отложи все прочие дела и, если тебе понадобятся еще люди, обращайся прямо ко мне. Иварссон, как и раньше, продолжает работать со своей командой. Но надеемся мы в первую очередь на тебя. И еще одно… – Мёллер почти вплотную приблизился к Харри. – Тебе дается карт-бланш. Если даже ты где-то выйдешь за установленные рамки, мы готовы закрыть глаза. Разумеется, если не выносить сор из избы.
– Хм. Кажется, понимаю. А если все же не удастся?
– Пока сможем, мы тебя прикроем. Однако, разумеется, всему есть границы.
Элмер оглянулся на звон колокольчика над дверью и кивнул на маленький приемник, стоявший перед ним на прилавке:
– А я-то всегда считал, что Кандагар – это вид лыжных креплений. Пачку «кэмела»?
Харри кивнул. Элмер убавил звук радио, и голос репортера слился с уличным шумом – проезжающими машинами, треплющим маркизу ветром, шуршанием по асфальту опавшей листвы.
– А твоему коллеге? – Элмер кивнул на оставшегося у двери Мёллера.
– Ему подавай летчика-камикадзе.
– Вот как?
– Да, но он забыл спросить, сколько тот стоит, – сказал Харри, затылком ощущая кривую усмешку Мёллера.
– И почем же теперь камикадзе? – позволил себе поинтересоваться владелец киоска, отсчитывая Харри сдачу.
– Если остается в живых, то потом делает что хочет, – ответил Харри. – Это единственное условие, которое он выдвигает и при котором согласен работать.
– Что ж, не так дорого, – заметил Элмер. – Удачного вам дня, господа.
На обратном пути Мёллер пообещал переговорить с начальником полиции о том, чтобы Харри получил разрешение работать с делом Эллен еще три месяца. Разумеется, если Забойщика поймают. Харри кивнул. Перед табличкой «По газону не ходить» Мёллер замешкался.
– Это ведь самый короткий путь, шеф.
– Угу, – согласился Мёллер. – Но так ботинки пачкаются.
– Делай как знаешь, – сказал Харри и решительно зашагал по лужайке. – Мои все равно уже грязные.
Сразу после поворота на Ульвойе пробка рассосалась. Дождь прекратился, и уже у Льяна асфальт был сухим. За ним шоссе расширялось до четырех полос, машины набирали скорость, и их поток устремлялся вперед подобно вырвавшемуся на волю весеннему паводку. Харри покосился на Халворсена, размышляя, когда же тому надоест душераздирающий скрип, однако тот, по-видимому, ничего не слышал, ибо слишком буквально воспринимал звучащий по радио призыв Трейвиса
[22] «Sing, sing, siiing!»
[23].
– Халворсен…
«For the love you bring…»
[24]
Харри уменьшил звук радио, и Халворсен непонимающе взглянул на него.
– Дворники, – сказал Харри. – Выключишь ты их наконец?
– Ах да. Извини.
Дальше они ехали в молчании. Миновали съезд на Дрёбак.
– Что ты сказал продавцу? – поинтересовался Харри.
– А тебе не все равно?
– Но он, стало быть, точно помнит, что доставлял продукты в дом Албу в четверг пять недель назад?
– Во всяком случае, так он мне сказал.
– Еще до того, как Албу там появился?
– Он сказал, что часто заходит в дом сам.
– Выходит, у него есть ключ?
– Харри, когда задаешь вопросы под таким неубедительным предлогом, надо и меру знать.
– А какой был предлог?
Халворсен вздохнул:
– Губернский опрос.
– Губернский… что?
– Опрос.
– А что это такое?
– Сам не знаю.
После съезда с главной дороги до Ларколлена пришлось тащиться еще тринадцать километров и четырнадцать раз поворачивать.
– У красного дома за заправкой – направо, – вслух вспоминал Халворсен, сворачивая на гравийную дорожку.
– Ну очень много душевых ковриков, – пробормотал Харри пятью минутами позже, когда Халворсен остановил машину и указал на стоящий между деревьями гигантских размеров рубленый дом. Больше всего он походил на хутор-переросток, выстроенный по ошибке не на высокогорном пастбище – сеттере, а на берегу моря.
– Похоже, людей здесь нет, – сказал Халворсен, оглядывая соседние дома. – Одни чайки. Чертовски много чаек. Вероятно, где-то поблизости тут свалка.
– Хм. – Харри посмотрел на часы. – Все же давай припаркуемся чуть подальше.
Дорожка заканчивалась площадкой для разворота. Халворсен выключил зажигание; Харри распахнул свою дверцу и выбрался из машины. Потягиваясь, чтобы размять затекшую спину, он прислушивался к крикам чаек и рокоту разбивающихся о скалы волн, доносившемуся с берега.
– Ах-а-ха, – вдохнул полной грудью Халворсен. – Да, это тебе не столичный воздух. Что скажешь?
– Ну еще бы, – подтвердил Харри, нащупывая в кармане сигареты. – Чемоданчик взял?
По дороге к дому Харри обратил внимание на большую желтовато-белую чайку, сидящую на заборном столбе. Пока они проходили мимо, голова ее медленно поворачивалась следом. Всю дорогу до дома Харри спиной ощущал ее взгляд.
– Это будет нелегко, – заметил Халворсен, когда они поближе рассмотрели массивный замок. Сняв кепку, он повесил ее на кованый фонарь над тяжелой дубовой дверью.
– Н-да. Что ж, начинай. – Харри прикурил сигарету. – А я пока что здесь осмотрюсь.
– Слушай, – сказал Халворсен, открывая металлический чемоданчик, – а с чего это вдруг ты стал курить куда больше прежнего?
Харри на мгновение остановился и посмотрел на лес:
