– Мм. Грабитель тоже был в маске.
– Психологи эффектом маски практически не занимаются. К примеру, современные представления о том, что маска закрепощает нас, – полная ерунда. Маска ведь обезличивает человека, и в ней он, вполне вероятно, почувствует себя более свободным. Чем, по-твоему, объясняется популярность балов-маскарадов в викторианские времена? Или почему маски используются в сексуальных играх? Хотя у грабителя, разумеется, были более приземленные причины для того, чтобы появиться в банке с маской на лице.
– Возможно.
– Возможно?
– Я не знаю, – вздохнул Харри.
– Ты какой-то…
– Да замотался просто. Ладно, бывай.
Солнце медленно удалялось от того места на земном шаре, где находился Харри, да и сумерки теперь день ото дня наступали все раньше и раньше. Когда Харри поднимался к дому по Софиес-гате, лимоны на деревьях перед магазинчиком Али светились, будто маленькие желтые звездочки, а по асфальту бесшумно моросил дождь. Всю вторую половину дня он занимался переводом денег в Эль-Тор, что, впрочем, особого труда не составило. Он переговорил с Эйстейном, узнал номер его паспорта и адрес ближайшего к его отелю отделения банка и передал по телефону информацию в редакцию газеты заключенных «Двойник», где Расколь сидел и писал статью о Сунь Цзы. Теперь оставалось только ждать.
Харри подошел к воротам, но ключи достать не успел, потому что за спиной у него раздался топот бегущей по тротуару большой собаки. Оборачиваться он не стал.
Пока не услышал слабое рычание.
Вообще-то он даже не удивился: когда подливаешь масла в огонь, жди неприятностей.
Морда у пса была черна, словно ночь, и только зубы белели в раскрытой пасти. В тусклом свете фонаря сверкнула струйка слюны, стекавшая с огромного клыка.
– Сидеть! – произнес знакомый голос из-под выступающей над въездом в гараж крыши на другой стороне узкой тихой улочки.
Ротвейлер неохотно опустил свой мощный мускулистый зад на мокрый асфальт, не спуская с Харри карих блестящих глаз, выражение которых никак не напоминало того, что обычно ассоциируется с собачьим взглядом.
Тень от полей шляпы скрывала лицо приближающегося мужчины.
– Добрый вечер, Харри. Ты что, собак боишься?
Харри посмотрел прямо в красную раскрытую пасть пса. В мозгу вдруг всплыло воспоминание. Где-то он читал, что римляне использовали предков ротвейлеров при завоевании Европы.
– Да нет. А тебе что от меня нужно?
– Просто хочу сделать тебе предложение. Предложение, от которого ты не… как это там говорится?
– Отлично! Озвучь предложение, Албу.
– Предлагаю перемирие. – Арне Албу приподнял шляпу и попытался изобразить мальчишескую улыбку, но теперь она вышла не такой естественной, как в прошлый раз. – Ты не трогаешь меня, а я тебя.
– Забавно, Албу. А что ты можешь предпринять против меня?
Албу кивнул в сторону ротвейлера, который не столько сидел, сколько готовился к прыжку:
– Есть у меня свои методы. Кое-какими возможностями располагаю.
– Мм… – Харри потянулся к карману пиджака за сигаретами, но, услышав грозное рычание пса, отдернул руку. – Вид у тебя уж больно измученный, Албу. Что, бег так измотал?
Албу покачал головой:
– Да это не я бегаю, Харри, а ты.
– Что? Ты угрожаешь полицейскому прямо на улице. По-моему, это признак усталости. Отчего же ты не хочешь продолжить игру?
– Игру? Ты так это называешь? А ставки в этой игре – человеческие судьбы, так, что ли?
Харри увидел гнев в глазах Арне Албу. Скулы ходили ходуном, а на висках и лбу вздулись жилы. Он был в отчаянии.
– Ты вообще-то понимаешь, что ты натворил? – едва ли не прошептал он, больше не делая попыток улыбнуться. – Она ушла от меня. Она… она забрала детей и ушла. А все из-за какой-то ерундовой истории. Анна для меня уже ничего не значила.
Арне Албу вплотную приблизился к Харри:
– Мы с Анной встретились случайно. Один из моих друзей показывал мне свою галерею, а Анна как раз устраивала там вернисаж. Я и купил две ее картины, даже не знаю зачем. Сказал, что для офиса. Я их, естественно, нигде не вывешивал. А когда на следующий день пришел за ними, мы с Анной разговорились, и я вдруг пригласил ее на ланч. Потом мы еще раз пообедали вместе, а две недели спустя съездили на уик-энд в Берлин. Я словно в омут упал. Меня будто цепью к ней приковали, и я даже не пытался освободиться. Пока Вигдис обо всем не догадалась и не пригрозила уйти.
Голос у него слегка задрожал.
– Я сказал Вигдис, что сглупил, влюбился по-идиотски, точно мальчишка, как это иной раз бывает с мужиками моего возраста, когда они встречают молодую женщину, напоминающую им, какими они были когда-то. Молодыми, сильными и свободными. А теперь мы уже не такие, во всяком случае что касается свободы. Вот заведешь детей – сам все поймешь.
Голос у него сорвался, он тяжело задышал, но потом сунул руки в карманы пальто и снова заговорил:
– Эта Анна такая страстная. Я бы даже сказал, ненормальная. Ей в постели всего было мало. Мне приходилось буквально вырываться из ее объятий. Как-то раз она мне даже пиджак в дверях порвала, когда я пытался от нее убежать. По-моему, ты понимаешь, о чем я. Она ведь мне рассказала, что с ней творилось, когда ты ее бросил. Для нее словно бы жизнь кончилась.
Харри был слишком смущен и ничего не ответил.
– Но мне было жалко Анну, – продолжил Албу. – Иначе я не согласился бы снова встретиться с ней. Я напрямую сказал, что между нами все кончено. Но, по ее словам, она собиралась всего лишь вернуть мне пару вещиц. И я же не мог знать, что в этот момент заявишься ты и начнешь гнать волну. Представишь дело так, что… что мы возобновили наши встречи. – Он опустил голову. – Вигдис мне больше не верит. Говорит, что больше никогда не поверит мне. Ни-ко-гда!
Он поднял голову, и Харри увидел отчаяние в его глазах:
– Ты забрал единственное, что у меня было. Они – единственное, что у меня есть. И я не знаю, как их вернуть. – Лицо его исказила гримаса страдания.
Харри вспомнил о подлитом в масло огне. Это было совсем недавно.
– У меня остался один-единственный шанс, если ты… если ты не…
Харри инстинктивно среагировал на движение руки Албу в правом кармане пальто. Он ударил его сбоку по ноге, и тот опустился коленями на тротуар. И когда ротвейлер в ту же секунду бросился на него, Харри выставил руку, защищая лицо. Он услышал звук разрываемой материи, почувствовал, как зубы ротвейлера вонзились ему в руку. Но вопреки ожиданиям исчадие ада ослабило хватку, и Харри попытался ногой оттолкнуть от себя это скопище мышц, скрывающихся под черной шерстью, но промахнулся. И тут же услышал скрежет когтей об асфальт готового к новому прыжку зверя и увидел перед собой его раскрытую пасть. Кто-то рассказывал ему, будто уже в трехмесячном возрасте ротвейлеры знают, что жертву легче всего убить, перегрызя ей глотку. И вот теперь, когда пятидесятикилограммовая гора мускулов уже пролетела мимо его рук, он, используя инерцию движения после неудавшегося выпада ногой, развернулся, и потому челюсти пса сомкнулись у него не на горле, а сзади, на шее. Но это отнюдь не решало его проблем. Он схватил руками челюсти пса и изо всех сил попытался их разжать. Но порвать ему пасть он не смог, наоборот, хватка усилилась, и зубы собаки погрузились в шею Харри еще на несколько миллиметров. Казалось, будто жилы и мускулы у ротвейлера из стального троса.
