– Нам неизвестно его местонахождение, – ответила Беата. – Вообще не факт, что он в Осло. Но мы надеемся найти дом, который, по словам брата, он купил в Порту-Сегуру. Если мы его отыщем, значит, найдем и отпечатки, и если они совпадут с теми, что мы имеем на бутылке из-под кока-колы, у нас будут железные улики. Так что поездка окупится на все сто.
– Да ну? И где же эти отпечатки, о которых известно только вам и никому другому?
Беата безуспешно попыталась обменяться взглядами с Харри:
– Раз уж мы договорились вести расследование независимо друг от друга, то и решили не раскрывать наши карты. Пока.
– Милая Беата, – начал Иварссон и прищурил правый глаз, – ты говоришь «мы», но я слышу только Харри Холе. Я уважаю стремление Холе работать по предложенному мной методу, но мы не можем ставить принципы выше возможности совместно добиться результатов. Поэтому повторяю: о каких отпечатках идет речь?
Беата в отчаянии посмотрела на Харри:
– Что скажешь, Холе?
– Мы продолжили работу по принятому плану. Пока.
– Ну как хочешь, – сказал Иварссон. – Но в таком случае забудьте об этой поездке. Вы просто можете связаться с бразильскими полицейскими и попросить их помочь вам раздобыть отпечатки.
Беата кашлянула:
– Я уже все проверила. Нам придется отправлять письменный запрос начальнику полиции штата Баия, после чего тамошний прокурор рассмотрит дело и, возможно, разрешит провести в доме обыск. Тот, с кем я говорила, сказал, что, если у нас нет знакомств среди бразильских чиновников, решение вопроса, как показывает практика, может затянуться на срок от двух месяцев до двух лет.
– Мы заказали билеты на завтрашний вечер, – сказал Харри и стал внимательно разглядывать ноготь на среднем пальце.
Иварссон рассмеялся:
– О чем ты говоришь? Вы приходите ко мне, просите денег на билеты в другой конец земного шара, а сами не желаете даже обосновать необходимость такой поездки. Вы без всякого разрешения задумали провести в доме обыск, и даже если вы действительно отыщете доказательства, суд отвергнет их как добытые незаконным путем.
– Трюк с кирпичом, – тихо произнес Харри.
– Что-что?
– Неизвестный бросает в окно кирпич. А тут совершенно случайно мимо проезжает полицейский патруль, которому в таком случае не нужно никакого разрешения, чтобы проникнуть в дом. Им кажется, что в гостиной пахнет марихуаной. Мнение субъективное, но оно дает основание для немедленного проведения обыска во всем доме. Вот так мы и добудем на месте улики в виде отпечатков пальцев. Все по закону.
– Короче говоря, мы думали о том, о чем ты говоришь, – поспешила вставить Беата. – И если мы отыщем дом, то отпечатки добудем законным путем.
– А как?
– Надеюсь, без кирпича.
Иварссон покачал головой:
– Мне все это не нравится. Я категорически против вашей поездки. – Он поглядел на часы, давая понять, что встреча окончена, и добавил с тонкой змеиной ухмылкой: – Пока.
– Ты что, не мог хотя бы ему возразить? – спросила Беата, когда они, выйдя из кабинета Иварссона, шли по коридору.
– А зачем? – ответил Харри и осторожно повернул голову. – Он же все заранее решил.
– Но ты ему даже шанса не дал передумать и оплатить нам командировку.
– Я дал ему другой шанс – чтобы на него не наехали.
– Что ты имеешь в виду? – Они остановились у лифта.
– Я ведь говорил, что нам даны некие полномочия по этому делу.
Беата повернулась и посмотрела на него.
– По-моему, я понимаю, – медленно сказала она. – И что теперь будет?
– Отъезд. Не забудь крем от загара! – Дверь лифта закрылась.
Позднее в тот же день Бьярне Мёллер рассказал Харри, как оторопел Иварссон, когда начальник Полицейского управления лично сообщил ему, что направляет Харри и Беату в Бразилию, а командировку оплачивает отдел грабежей и разбойных нападений.
– Ну что, теперь доволен собой? – спросила Беата, когда Харри собрался домой.
Но когда Харри проходил мимо «Плазы» и тучи наконец-то разродились дождем, он, как ни странно, не чувствовал никакого удовлетворения. А только смущение, недосып и боль в затылке.
– Бакшиш?! – заорал в трубку Харри. – Что это еще за бакшиш такой, черт побери?
– Да элементарная взятка, отблагодарить надо, – сказал Эйстейн. – В этой проклятой стране без бакшиша никто и пальцем не пошевелит.
– Дьявол!
Харри стукнул ногой по ножке столика, стоящего перед зеркалом. Аппарат качнуло в сторону, и трубка выпала из рук.
– Алло? Харри, ты куда пропал? – трескуче прозвучал голос Эйстейна из лежащей на полу трубки.
Больше всего Харри хотелось там ее и оставить. Бросить все. Или зарядить на полную мощь пластинку «Металлики». Одну из старых.
– Соберись, Харри! – пропищало на другом конце провода.
Харри наклонился, стараясь, правда, не опускать голову, и наконец поднял трубку:
– Сорри, Эйстейн. Так сколько, ты говоришь, они сверху требуют?
– Двадцать штук египетских. Сорок штук норвежских. И номер сразу будет у меня.
– Они что, голову нам морочат, Эйстейн?
– Конечно. Так нужен нам номер этого абонента или нет?
– Деньги будут. Не забудь только расписку взять, о’кей?
Харри лежал в постели, ожидая, когда подействует тройная доза успокоительных таблеток, и перед глазами у него маячила школьная крыша. Последнее, что он увидел перед тем, как провалиться в темноту, был сидящий на краю и болтающий ногами мальчишка, который глазел на него сверху вниз.
Часть IV
Глава 26
Дажуда
Фред Баугестад болел с похмелья. Ему шел тридцать второй год, он был разведен и вкалывал простым рабочим на буровой вышке «Статфьорд Б». Работа на вышке совсем не сахар, да и во время вахты даже пивка ни-ни. Зато платили будь здоров как, в комнате у тебя телевизор, классная еда, а самое главное – график работы: после трех недель вахты следовал четырехнедельный отпуск. Кто-то уезжал домой к жене и, лежа на диване, глазел в потолок, кто-то в это время водил такси или строил дом, чтобы не помереть со скуки, а кто-то, как Фред, отправлялся в какую-нибудь жаркую страну и напивался там вусмерть. Изредка он отсылал почтовые открытки Кармёй, девочке, или «пацанке», как он ее называл, хотя ей исполнилось уже десять лет. Или, может, одиннадцать? Да какая разница – это был единственный человек на континенте, с которым он поддерживал связь, – ну и на том спасибо. В последний свой разговор по телефону с отцом тот с сожалением поведал, что мамашу опять забрали за очередную кражу капитанского кекса в «Рими»
[34]. «Я молюсь за нее», – сказал отец и поинтересовался, берет ли Фред с собой Библию на норвежском, когда едет за границу. «Отец, я без Книги не могу обойтись, как без завтрака», – ответил Фред. Что было совершеннейшей правдой, если принять во внимание, что Фред, находясь в Дажуде, никогда не принимал пищу до обеда. Если, конечно, не считать едой кайпиринью. А это уже вопрос к специалисту, ведь в каждый бокал он добавлял по меньшей мере четыре столовые ложки сахара. Фред Баугестад потреблял кайпиринью, потому что это было отвратительнейшее пойло. В Европе коктейль пользовался незаслуженно доброй славой, поскольку там использовали джин или водку вместо кашасы – вонючего, едкого бразильского самогона из сахарной свеклы. Поэтому Фред и считал, что питье кайпириньи задумано как плата за грехи. Оба Фредовых деда были алкоголиками, и, имея такую наследственность, Фред полагал, что потребление этой гадости убережет его от привыкания.
