И вот с багажом всех этих «не» ему предстоит в 18 лет начать самостоятельную жизнь. Когда он покидает детский дом, правила игры вдруг резко меняются на противоположные: только что все в жизни происходило само собой, без его участия, и вдруг – вот тебе выходное пособие и справляйся сам, как хочешь. Никто ничего тебе не должен и помощи ждать неоткуда.
При этом у детдомовских невелики шансы получить хорошее образование и профессию – ребенок, которому не для кого стараться, некого радовать своими успехами, учиться обычно не хочет. Да и способность к обучению часто оказывается снижена из-за пережитого, о чем мы говорили выше. А кто захочет учиться, если чувствует себя несчастным и хуже других? Едва ли не главная причина всех неудач детей из детских домов – низкая самооценка, которая обессиливает, заставляет опускать руки и идти по пути наименьшего сопротивления. Любое препятствие воспринимается ими как непреодолимая преграда, вызывает раздражение и отчаяние, а не желание мобилизоваться, собраться, постараться, добиться своего.
К сожалению, и от жестокого обращения ребенок в казенном доме не застрахован. В детских домах порой дедовщина не меньше, чем в армии. Старшие заставляют младших подчиняться, а возрази – изобьют. Воспитателям это удобно, таким образом они поддерживают дисциплину. Встречаются и ужасные случаи насилия со стороны персонала, о их частоте достоверных данных нет. Впрочем, «воспитательные меры» вроде затыкания рта тряпкой или выставления босиком на холодный кафель, «чтоб не бесились», кое-где и за насилие-то не считаются. Учреждения закрытые, дети слишком зависимы от своих педагогов, чтобы рассказывать об этом, а главное – просто считают это нормой, потому что другого обращения не видели.
А теперь представим себе детей (даже с самыми лучшими генами), которые годами растут в таких условиях. Сколько из них смогут потом нормально жить? Привычка принадлежать стае, безоговорочно подчиняться сильным и слушаться старших, обида на «благополучный» мир делают выпускников детских домов легкой добычей криминальных структур. И дети охотно на это идут, потому что там их все-таки защищают, там они нужны.
Одиночество, неутоленная потребность в любви и ласке заставляют их рано вступать в брак и рожать детей – так хочется, чтобы у них наконец была семья, близкие люди. Выпускники детских домов искренне верят, что у них в семье все будет хорошо, они-то своих детей не бросят. Но опыта и умения строить семейную жизнь и налаживать быт у них нет, как ухаживать за ребенком – непонятно, бабушек и тетушек нет, и в итоге такие семьи быстро разваливаются. Результат – их дети также попадают в детдом.
Чувство вины, неуверенность в себе вызывают отчаяние, которое мешает им пробиваться в жизни, достигать своих целей. Выпить и забыться – гораздо легче. Из таких случаев и складывается невеселая статистика. Наследственность тут ни при чем. Просто ребенок из детского дома – сплошная «ахиллесова пята». Весь – от макушки до собственно пят.
Так что если к вам в класс пришел приемный ребенок, то главное событие в его судьбе уже свершилось. Он теперь в семье, и у него есть хорошие шансы наверстать упущенное, восстановиться, выровняться. Но годы, проведенные в казенном доме, еще долго будут давать о себе знать. И бедным словарным запасом, и особыми, зажатыми, угловатыми движениями, и рыданиями над тетрадками, и эпизодами с присвоением чужого, и попаданием в «плохие компании». Печать несчастья, неблагополучия еще долго будет лежать на таком ребенке. Эту печать «считывают» и дети, и взрослые. Одноклассники порой не хотят с ним дружить и сидеть за одной партой, родители других учеников недовольны, да и учителю хочется посадить его подальше, на заднюю парту, чтобы не маячил перед глазами. Да ему и не привыкать там, в резервации. Он не такой, как все, с ним все «не слава Богу» – кто бы сомневался! Ничего, после уроков он пойдет к «пацанам» во двор, там он среди своих…
Что делать – подыграть его роли изгоя, дать ему насладиться своей отверженностью? Или не согласиться с ним и сражаться за возвращение ребенка к нормальной жизни? Именно этот выбор стоит перед учителем, которому судьба послала такого ученика. Картошку-то жарить его дома научат. И любить будут, и к жизни готовить. А вот иметь дело с его сниженной самооценкой, привычкой сразу приходить в отчаяние и опускать руки (вариант – швырять тетради на пол и топать ногами) предстоит вам. И с его неумением быть ребенком, соблюдать правила, слушаться и просить помощи вам тоже придется столкнуться.
Нормальные дети с ненормальной судьбой
Часто, наблюдая за ребенком из детского дома, окружающие думают: «Ненормальный какой-то!». Он и в самом деле может вести себя странно и пугающе. Иногда кажется «пожившим», значительно старше своего возраста, порой, наоборот, ведет себя как маленький. Вот он на перемене курит в туалете, сплевывая на пол и ругаясь басом, а через полчаса на уроке совершенно по-детски плачет из-за сломавшегося карандаша. Весь он какой-то нескладный, неровный, словно куски его личности не ладно пригнаны, а набросаны кое-как и углы торчат наружу
[5].
Но когда узнаешь все, о чем говорилось в этой главе, начинаешь понимать, что это не ребенок ненормальный. Это обстоятельства его жизни были ненормальными
[6]. И он, как мог, приспособился к ним. В романе Виктора Гюго «Человек, который смеется» рассказывается о компрачикосах – преступниках, которые похищали детей и уродовали их, чтобы потом продавать в бродячие цирки на потеху публике. Они помещали маленького ребенка в специальный сосуд. Тело росло, стенки сосуда сдавливали его, и все кости, мышцы, связки деформировались, приспосабливаясь к обстоятельствам. Так из здорового малыша вырастал карлик, горбун, уродец. Или не вырастал – не сумев приспособиться и стать «ненормальным», ребенок просто умирал. Для детей, оставшихся без родителей, роль такого «компрачикоса» играет сама жизнь. Все его странности – это всего лишь нормальная реакция на ненормальные обстоятельства существа, которое хотело жить. И победило – иначе ребенок не пришел бы в ваш класс и не стоял бы сейчас перед вами. Остается только поблагодарить судьбу за эту его силу, гибкость, терпение. Эти же качества позволят ему, как только жизнь наладится и среда станет благоприятной, наверстать многое из упущенного, выправиться, раскрыться. Если, конечно, окружающие будут относиться к нему по-человечески, а не как зеваки в балагане, которые, тыча в него пальцами, кричат: «Смотрите, какой урод!», и уводят своих детей подальше.
