4. Можно ли помнить то, чего никогда не происходило?
О памяти, эмоциях и мозговом эгоизме
Тогда он был еще слишком молод и не знал, что память сердца уничтожает дурные воспоминания и возвеличивает добрые и что именно благодаря этой уловке нам удается вынести груз прошлого
[22].
Габриэль Гарсия Маркес
Когда я впервые увидел Билли, он неподвижно сидел в инвалидном кресле, держа во рту уголок простыни. На мои вопросы он не отвечал – просто смотрел на меня, широко улыбаясь, будто знал какую-то тайну, неведомую всем остальным. Его мышцы ослабли. Временами он обводил взглядом пространство, пожевывал уголок простыни или пощипывал себя за руки – иных движений он не делал. Билли пребывал в неподвижности, практически в оцепенении – такое состояние называется кататонией или кататоническим синдромом. А мы, к своей досаде, все никак не могли понять, каким образом совершенно здоровый парень за считаные недели мог дойти до такого состояния. Компьютерная томография и результаты фМРТ однозначного ответа не дали. В организме Билли не нашлось и следов употребления запрещенных веществ. Анализ крови тоже не выявил ничего подозрительного. Не пациент, а медицинская загадка.
Двумя неделями ранее Билли в промокших ботинках (правый был обут на левую ногу, а левый – на правую) и со словами «Мне нужно поговорить… о повреждении мозга» поступил в отделение неотложной помощи другой больницы. По словам членов семьи, всю свою жизнь Билли был абсолютно нормальным человеком. Черные шелковистые волосы, приятная улыбка, задорный юмор, не лишенный сарказма… Билли моментально очаровывал любую аудиторию и легко заводил новых друзей. В свои тридцать с небольшим он уже успел получить степень магистра химии и несколько лет проработать в коммерческой лаборатории. Он продвигался по карьерной лестнице, у него была любимая девушка…
Но вдруг что-то произошло. Он отдалился от друзей и семьи. Его уволили с работы, он расстался с девушкой. Он не мог больше оплачивать свои счета, обслуживать автомобиль, содержать квартиру, кормить себя. Когда мама приехала к нему домой, она обнаружила стопки пустых коробок из-под пиццы. А еще контейнеры, полные домашней еды, которую она сама ему готовила: они были разбросаны по всему дому, а еда в них уже начала портиться, привлекая мух. Машину Билли обнаружили на территории общественного парка довольно далеко от дома. Никто не мог понять, как же он добрался до больницы. Ответ мог дать только сам Билли, но он молчал.
Когда Билли перевели в нашу больницу, мы стали лечить его с помощью электроконвульсивной терапии (ЭКТ)
[23]: под общим наркозом пропускали через его мозг электрические заряды длительностью 30 секунд. Это лучшее средство от кататонии. После нескольких сеансов кататонический синдром стал ослабевать, и к Билли начали возвращаться утраченные личностные черты. Он вновь заговорил, и активно, однако далеко не все его слова были понятны. Билли начал флиртовать с медицинским персоналом женского пола – подмигивать, приглашать на свидания. Он вновь обрел чувство юмора и уже через несколько недель лечения расстался с инвалидным креслом. Но кое-что все-таки не восстановилось: не вернулась его память.
Билли не мог запомнить простейшую информацию о себе и своем прошлом. Он не помнил, кто сейчас президент, как зовут его врача и даже что он находится в больнице. Однако он всегда притворялся, будто все знает. Билли выдумывал ответы и произносил их с огромной уверенностью, повторяя одно и то же изо дня в день. Каждое утро я общался с Билли: задавал ему вопросы, какие только приходили мне в голову, пытаясь отыскать хоть какие-то намеки на причину его внезапной трансформации. Ответы Билли я записывал, чтобы наблюдать, как они меняются. Вот несколько фрагментов из нашего двухнедельного общения.
ДЕНЬ 1
Я. Билли, можешь назвать сегодняшнее число?
Билли. Не вопрос. 20 февраля 2012 года, но если точнее, то 3 сентября 1998-го.
Я. А имя свое ты знаешь?
Билли. Да, дружище, само собой.
Я. Как же тебя зовут?
Билли. Я не думаю, что в данный момент допустимо сообщать тебе эти сведения, учитывая наши взаимоотношения и все происходящее. Но, дружище, твой вопрос очень для меня значим. Если будешь все делать правильно, однажды узнаешь ответ.
ДЕНЬ 4
Я. Ты знаешь, почему ты в больнице?
Билли. Ага. Из-за колена.
Я. Что у тебя с ногой?
Билли. Она болит уже несколько недель. Поэтому мне вчера сделали операцию.
Я. Вчера? Операцию?
Билли. Ну да. Я порвал связку. Но операция прошла хорошо. Вы, ребята, оказываете первоклассную помощь. Теперь мне куда легче ходить. Никаких больше инвалидных кресел. И колено уже не болит.
Я. Билли, у тебя в карте нет никаких записей об операции. Ты уверен, что тебя вчера оперировали?
Билли. Уверен. Они хотели сохранить все в секрете. По мне и не скажешь, что мне нужна операция на ноге.
Билли даже не мог назвать сегодняшнее число. Он не знал, где находится. Он даже имени своего не знал. Однако не признавался в своем неведении, а маскировал его, выдумывая бесконечный список отговорок, или же, придумав ответ, настаивал на нем, не обращая внимания на скепсис медицинских работников. Но самым загадочным было то, что Билли не лгал. У него не было намерения оправдаться или повести окружающих по ложному следу. Он искренне верил в каждый из своих ответов. Например, нисколько не сомневался, что восстанавливается после операции на колене. Он помнил то, чего никогда не происходило.
Так что же случилось с памятью Билли?
Паутинка из мгновений
Чтобы понять, что же произошло в мозгу Билли, стоит разобраться с тем, как работает память. Существует распространенное заблуждение, что память – это своего рода «видеозапись» нашего прошлого, нашего жизненного опыта. Однако на видео всем деталям уделяется одинаковое внимание. Нет отбора важных нюансов, внимание не фокусируется на них особо. Видеозаписи точны. А память ошибается и претерпевает изменения со временем.
Глубоко в мозгу, в гиппокампе и соседних областях, притаившись в нейронной сети, работает машина памяти. Аксоны и дендриты, разветвленные отростки мозговых клеток, посылают и получают электрохимические сигналы – нейромедиаторы
[24]. Сигналы пересекают пустое пространство между аксонами и дендритами, называемое синаптической щелью, и попадают в рецепторы целевого нейрона. Особенности этого взаимодействия меняются с течением нашей жизни. По мере того как мы набираем новый опыт и осмысляем старый, синаптические связи усиливаются или слабнут.
