Но есть и вторая теория относительно того, почему незрячие люди подвержены синдрому Шарля Бонне. Она основывается на нейропластичности
[10] – мощной взаимосвязи, характерной для нашей нейронной сети. Мы привыкли думать, что пять наших чувств друг с другом не связаны, но мозг считает иначе. Он не понимает, чем отличаются друг от друга зрительные, слуховые и осязательные сигналы, если не учитывать того, что они попадают в мозг разными путями. Если на пути нет никаких преград, информация оказывается в нужной мозговой области. Все сведения в мозгу трансформируются в электрохимические сигналы. Нейроны не знают, для чего нужны те данные, которые они принимают и передают. Цепи нервных клеток организованы в отдельные пути – и именно поэтому мы и испытываем пять разных чувств: видим глазами, чувствуем запах носом и т. д.
Хотя у каждого сенсорного канала свой маршрут и чаще всего пути изолированы друг от друга, есть у них и точки пересечения. Должны же они быть, верно? В конце концов, мы испытываем все пять чувств одновременно, и они создают единую картину мира. Представьте, как вы пьете кофе. Вы не только одновременно наслаждаетесь его вкусом и запахом, но и чувствуете губами край чашки, видите ее и слышите звук собственных глотков. Каждое чувство безупречно соединяется с другими, создавая симфонию ощущений от утреннего заряда кофеина. Пять систем не смогли бы создать настолько многогранное ощущение, работай они отдельно друг от друга. Сенсорные пути должны где-то пересекаться.
Итак, на дорожном полотне зрительной коры есть въезды и съезды, которые связывают ее с другими системами мозга. А теперь представьте человека, который ослеп. По законам нейропластичности из бездействующих зон нейронные связи должны переместиться в активные. Когда человек слепнет, зрительный путь начинает постепенно разрушаться, поскольку затылочная доля перестает получать зрительные сигналы от глаз. Дорога пустеет. И тогда единственным источником транспортного потока становятся въезды, соединяющие зрительную систему с другими. Небольшая часть зрительной коры, связанная с другими системами, увеличивается, а остальная ее часть атрофируется. В результате связь между неактивным зрительным путем и другими, не связанными со зрением, системами мозга крепнет.
Поскольку сенсорные пути пересекаются, некоторые незрительные сигналы попадают в затылочную долю, которой может показаться, что они идут от глаз. Не забывайте, что мозг не умеет отличать один тип сигналов от другого. Ему важно лишь, по какому пути поступают данные. Поэтому, если маршруты, которые изначально шли отдельно друг от друга, соединяются, сигналы, посылаемые другой сенсорной системой, могут просочиться в зрительную кору, которая обработает их как зрительные. Это может быть запах цветов в саду или звук поезда метро. Если сигнал, каким бы он ни был, попадает в зрительную цепь, могут возникнуть галлюцинации.
К счастью, люди, страдающие синдромом Шарля Бонне, осознают собственную слепоту, а потому понимают, что все видимое ими нереально. Префронтальная кора не перестает работать, как это происходит во время сна, поэтому человек может осмыслить причудливость видений. Но что бы произошло, не знай они о собственной слепоте? Такой расклад получил название синдрома Антона – Бабинского, о котором мы упоминали во введении к книге. Мы вкратце рассмотрели историю Уолтера, который отрицал собственную слепоту. Когда его попросили описать внешность рослого и подтянутого невролога, Уолтер со всей уверенностью назвал его маленьким толстяком. При наличии этого синдрома в мозгу человека теряется связь между зрительной системой и теми областями, которые отслеживают ее деятельность. Но пациенты этого знать не могут и ошибочно полагают, что их зрение работает исправно. И потому, начнись у них галлюцинации, как у тех, кто страдает синдромом Шарля Бонне, их мозг не смог бы распознать ирреальность видений. Многие из пациентов с диагнозом «синдром Антона – Бабинского» принимают собственное воображение, образы, возникающие у них в сознании, за реальное зрение. Вероятно, именно поэтому Уолтер выдумал такое описание доктора. Его мозг подсознательно, сам того не ведая, компенсировал невозможность зрительного восприятия.
Если все в самом деле так, и исчезновение зрения действительно может привести к галлюцинациям, не должно ли то же самое происходить и с остальными чувствами? Не вызывает ли, скажем, повреждение слуховой цепи слуховые галлюцинации?
Давайте рассмотрим случай мистера Паше. Ему пятьдесят два, и он уже давно слышит звон в ушах. Мистер Паше приехал в центр психического здоровья, обеспокоенный странным новым симптомом. За несколько предыдущих недель привычный звон у него в ушах превратился в пронзительный прерывистый писк, похожий на сигнал будильника. Этот звук поднимал его посреди ночи. Временами он затихал, но на смену ему приходила музыка. Иногда мистер Паше слышал попурри из разных хитов – не только мелодию, но и вокальные партии, а иногда – классические симфонии. Его мозг как будто постоянно ловил сигналы воображаемой радиостанции. Мистер Паше заметил, что очень громкие шумы, например звук проезжающего мимо поезда метро, ослабляли его галлюцинации. Умеренно громкие звуки, напротив, обладали усиливающим эффектом. Так, если на улице он проходил мимо человека, играющего на бонго, музыка в его голове подстраивалась под ритм барабанов.
После неврологического и психиатрического обследований, которые не выявили никаких отклонений, мистер Паше отправился к отоларингологу. Врач решил проверить его слух. Оказалось, что слух у него слабый, причем настолько, что можно диагностировать глухоту. Оказывается, музыкальные галлюцинации возникают у тех, кто потерял слух. Такую ситуацию даже называют «слуховой вариант синдрома Шарля Бонне».
Поскольку активность слуховой цепи была минимальной, мозг мистера Паше стал восполнять дефицит звуков своими силами. Если внешние шумы были громкими, как в случае с проезжающим мимо поездом, мистер Паше слышал их – при заполнении сенсорной пустоты галлюцинации прекращались. Но расслышать не столь громкие звуки он не мог. В то время как его слуховой путь не использовался, подсознание включало «радио» галлюцинаций, чтобы спастись от тишины.
Хотя мистер Паше страдал не от зрительных, а от слуховых галлюцинаций, симптомы развивались так же, как при синдроме Шарля Бонне, чему можно найти аналогичное двойственное объяснение. Во-первых, области мозга, лишившись своих привычных функций, могут начать действовать спонтанно и посылать случайные сигналы. В зависимости от того, происходит ли это в слуховой или зрительной коре, возникают галлюцинации разного типа. Во-вторых, в той зоне мозга, которая становится ненужной, могут разрастись нейронные цепи других систем, в результате чего возникнут новые схемы взаимодействия. Когда сенсорное шоссе пустеет, ранее незначительные въезды с магистралей других чувств становятся основным источником транспортного потока. В результате мозг расширяет это пересечение, добавляет туда больше полос, превращая его в крупный транспортный узел. И вот слуховая кора уже активируется благодаря сигналам, возникшим на совершенно другом сенсорном пути.
