– Амалия! – встрепенулся Арчи. – Вы слышите меня?
Он схватил ее за руку и сжал ее. Пальцы лежащей слабо дернулись.
– Кажись, жива, – с удовлетворением констатировал Билли, стоявший неподалеку.
– Черт возьми, она не может здесь лежать! Роджерс! Носилки! А, черт, их будут нести сто лет!
Арчи присел и взял Амалию на руки. Она оказалась такой тонкой, такой невесомой! Но руки ее свисали, как у мертвой, и на лице застыло странное, отрешенное выражение.
– Сэр, – вмешался Роджерс, – если у нее сломан позвоночник, ее лучше не трогать до прихода доктора!
– Иди ты к черту! Я не могу ее здесь оставить, ясно? Франсуа! Берите фонарь и светите мне! Я отнесу ее в замок, там ей легче будет оказывать помощь.
Край платья Амалии по-прежнему был защемлен дверцей, и, когда герцог поднял ее, кусок юбки оторвался и остался висеть в щели, но Арчи даже этого не заметил.
По залам и коридорам замка заметались фонари, и надменные лица на вандейковских портретах приобрели удивленное, заинтригованное выражение.
– Сюда, сюда, несите ее сюда!
Франсуа суетился, Роджерс суетился, горничные ахали, Зигзаг, жалобно скуля, путался у всех под ногами.
– Куда подевался этот чертов Арлингтон?
– Так ведь только что послали за ним, ваша светлость!
– Арлингтон, Арлингтон… – бормотал Франсуа, бегая вокруг постели, где лежала его бледная, окровавленная госпожа. – Обойдемся без него, эка невидаль… Мэри-Энн, горячей воды! Элизабет, полотенец! Сьюзен, ножницы!
Арчи распрямился и сверху вниз грозно взглянул на слугу.
– Мне казалось, – с расстановкой уронил он, – вы не говорите по-английски!
Франсуа и глазом не моргнул.
– Да, сэр, мне тоже так казалось. Наверное, это все из-за потрясения. Shock, как говорят у вас. Психологи – это люди, которые копаются в мозгах у психов, – установили, что сильное потрясение…
Но Арчи уже забыл о пронырливом слуге.
– Она открыла глаза! – выдохнул он и метнулся к постели.
Взгляд внимательных карих глаз с золотыми точками скользнул по его лицу, затем Амалия четко произнесла:
– Où il est?
[30]
Франсуа подбежал к постели.
– Я здесь, мадам, я здесь! – радостно закричал он.
– По-моему, она не тебя имеет в виду, – тихо сказал Арчи, отодвигая его. – Амалия, о ком вы говорите?
Амалия пару раз моргнула.
– Человек… Человек, которого я убила…
Арчи похолодел. Он решил, что она говорит о Рейли.
– Кто, мадам? – ужаснулся Франсуа.
– Я в него стреляла, – четко сказала Амалия и вновь закрыла глаза.
Арчи побледнел и встряхнул ее руку, но Амалия не шевелилась.
– Так… – пробормотал Франсуа. – И что же все это значит? Пила, выстрелы… Но ведь там никого не было! Или он убежал?
Горничные, толкаясь в дверях, внесли воду, полотенца и ножницы.
– Надо снять с мадам одежду, – авторитетно объявил Франсуа, – так мы увидим, если у нее что-то сломано.
Арчи схватил его за ворот и оттащил в угол.
– Слушайте, я не знаю, кто вы такой, и знать не хочу, но я не позволю вам раздевать мою жену.
Франсуа осторожно разжал его пальцы и пару раз кашлянул.
– Логично, – согласился мошенник. – Вы муж, вы и будете ее раздевать. Хорошо? А я постою в сторонке. Вдруг вам понадобится помощь.
– Сэр, сэр! – на пороге возник Билли Холл. – Вы забыли это. Оно лежало на дороге!
Он потряс красивой вышитой сумочкой аметистового цвета.
– И еще я нашел вот это! – добавил он, предъявляя револьвер с перламутровой рукояткой.
– Это ее? – встрепенулся Арчи.
– Точно так, – отозвался Франсуа. – Дай-ка эту штуку сюда. Такие игрушки не для маленьких детей.
– Да я что, глупый, что ли? – сердито сказал Билли. – Я знаю: это не игрушка, это револьвер! Я видел такой на картинке в журнале. Скажите, он американский?
– Да, – подтвердил Франсуа, – американский.
Он понюхал барабан, поморщился, откинул его и высыпал гильзы.
– Черт! Она стреляла из него три раза. Она сказала правду! Но куда же мог деться тот парень?
– Надо осмотреть место, – решил Арчи, – и повнимательнее! Роджерс, пошлите пару надежных людей, пусть обыщут там каждый дюйм. Это покушение им даром не пройдет!
В коридоре послышался голос доктора Арлингтона. Арчи выхватил из рук слуги револьвер, сунул его в ящик стола, взял Билли за плечо и выволок его из комнаты.
– Так, Билли, ты молодец, но о револьвере молчок. Ты понял? Никому не говори, и я дам тебе гинею, нет, две гинеи. Доктор! Вот и вы, наконец!
Глава 25,
в которой происходит неизбежное
Тьма.
Дорога.
Скрипя, покачивается фонарь, и круг света, отбрасываемый им, пляшет, как пьяный.
Где-то воет собака.
Человек в маске подходит все ближе. И хотя его лицо закрыто, Амалия убеждена, что в это мгновение он улыбается.
Она выхватывает револьвер, но он в ее руках неожиданно превращается в картонный.
Маска спадает с человека.
Вместе с лицом. В его глазницах кишат черви.
Вновь воет собака.
– О боже, – бормочет Амалия, – да уберите же эту собаку отсюда…
Фонарь: скрип-скрип. Человек (или то был мертвец?) исчез.
Дерево лежит поперек ее груди. Оно такое тяжелое, что ей больно вздохнуть.
Потом фонарь, тьма и дорога сливаются с болью, сворачиваются кольцами и уползают прочь. Можно дышать. Можно открыть глаза. Можно пошевелиться…
Взгляд Амалии скользнул по тяжелым балкам потолка, потемневшим от времени. Крик-крак. Нет, это не фонарь, это поленья горят-потрескивают в камине.
Амалия пробует приподняться и обнаруживает, что тело ее плохо слушается.
– О мадам! – Над постелью возникает лицо Франсуа. – Вы пришли в себя! Ну, слава богу!
– Где я? – спрашивает Амалия с усилием.
– Доктор сказал, вам нельзя двигаться, – шепнул Франсуа. – Лежите. Вы в замке, разве не ясно? Вас нашли внизу, на дороге. Помните?
– Помню. Франсуа, что со мной произошло?
Мошенник развел руками.
– Не знаю, мадам. Но похоже, что кто-то подпилил дерево, чтобы оно упало прямо на вас и раздавило.
