Неспособность помещика внести что-либо «конструктивное» в экономику и вообще экономические взгляды дворянства Конфино считает проявлением интеллектуальной и моральной «слепоты», порожденной крепостным режимом и опытом бюрократической государственной службы
[1128]. Это мнение о «слепоте» или близорукости дворянства (видевшего лишь потребности сегодняшнего дня) несколько противоречит тому основному впечатлению от книги, которое сформулировал Р. Порталь: русское дворянство не беззаботно относилось к своему землевладению, как было принято считать раньше
[1129]. Определение классового чутья помещиков в качестве «слепоты» показывает идеалистическое понимание автором взаимосвязи между базисом и идеологической надстройкой. По существу Конфино счел бы русских помещиков разумными и дальновидными, если бы они сами преобразовали свои хозяйства в буржуазные экономии
[1130], ибо только такое преобразование могло обеспечить внедрение новой техники и перестройку всех отношений между собственником и непосредственным производителем с позиций рентабельности. Однако помещики были не более «слепы», чем любой господствующий класс, цепляющийся за свои привилегии и за свой, единственно удобный ему в силу определенной структуры собственности способ эксплуатации трудящихся. В инстинктивном подчас неприятии дворянами тех усовершенствований, которые, при всей своей выгодности с точки зрения буржуазной рентабельности, подтачивали устои феодальной структуры, можно усматривать не столько «слепоту», сколько проявление острого чувства опасности, всякий раз возникавшего у дворянина при виде новшеств, действительно угрожавших системе феодального господства.
Говоря в целом, исследования Конфино по аграрной истории России второй половины XVIII – начала XIX в. содержат ряд полезных наблюдений. Однако иллюстративный метод превратил его книгу в собрание «общих мест», «типичных» примеров и иллюстраций, скрывающих, за редкими исключениями, эволюцию и территориальную неравномерность основных процессов. «Крепостной режим» как внеэкономический, чуть ли не из государственных форм заимствованный институт занимает весь передний план картины, нарисованной Конфино. Он заслоняет собой все глубинные явления экономики – и внутреннюю структуру земельной собственности, и развитие социальной дифференциации и товарно-денежных отношений.
Проблеме генерального межевания второй половины XVIII в. посвящена статья Д. Экот. Основным источником для нее послужили указы, опубликованные в ПСЗ, и отчасти планы генерального межевания. Экот довольно высоко оценивает планы как источник для изучения «инфраструктуры» деревни XVIII в., хотя и не занимается этим вопросом. Автор считает, что во Франции межевание было произведено лучше (фактических данных в пользу этого тезиса в статье не приведено), но и в России оно имело большие достоинства. В этой связи исследовательница пытается установить процент ошибок при измерении земли в период генерального межевания
[1131]. Согласно представлениям Экот, первоначальная цель генерального межевания состояла в том, чтобы точно определить владения короны, отграничить государственную собственность, особенно леса
[1132]. Вместе с тем Экот считает, что надо учитывать как стимулирующий межевание фактор также эволюцию дворянской земельной собственности, тенденции капитализации последней, усилившиеся в связи с массовым переходом помещиков к хозяйственной деятельности после указа о свободе дворянства 1762 г.
Статья Ф. Кокена о передвижениях русских крестьян в XIX в. написана на базе неопубликованных материалов ЦГИА СССР (ныне РГИА). Причины крестьянского передвижения в дореформенный период автор сводит к факторам «отталкивания» (неблагоприятные местные условия – малоземелье, неурожаи, голод) и сам этот процесс относит только к государственным крестьянам, считая, что бывшие крепостные пришли в движение не ранее 70-80-х годов. Факторы «притяжения» на другие земли Кокен обнаруживает лишь в пореформенное время
[1133]. Автор верно уловил основные тенденции переселенческого движения, но абсолютизировал противопоставление послереформенного периода дореформенному, когда тоже имелись, хотя и в менее развитой форме, факторы «притяжения». Очевидно, нельзя полностью исключать из общего процесса «передвижения» побеги крепостных.
В ряде работ изучается история русской промышленности XVIII–XIX вв. М. Конфино написал обстоятельную статью, в которой прослеживается история уральских предпринимателей Губиных и принадлежавших им Верхне– и Нижнесергинского заводов. В этой статье поднимаются и общие вопросы. Выступая против мнения П. Г. Любомирова (1947 г.) о концентрации производства во второй половине XVIII–XIX вв., Конфино присоединяется к мнениям Д. Кашинцева (1939 г.) и Р. Порталя (1950 г.), отрицавших существование концентрации в этот период (Порталь говорит о распылении с 1769 г.). Признавая однако (в отличие от Порталя) тезис Любомирова о наличии концентрации в 1763–1806 гг., Конфино считает ее относительной и временной. По его мнению, тенденция концентрации не была прямолинейной, она представляется в виде цикла: концентрация – распыление
[1134]. Однако вопрос о качественном отличии одного цикла от другого автор не исследует. Конфино отмечает у заводских крестьян такие черты отношения к действительности, в которых он усматривает своеобразное соответствие патернализму собственников
[1135]. Нам кажется, речь тут должна идти о модификациях общинной психологии. Историю волнений на уральских заводах Губина в 1800–1830 гг. Конфино излагает описательно
[1136].
