Переход от нотариального способа оформления найма к судебному был выгоден нанимателю, поскольку он открывал ему доступ к недвижимости наймита, принцип неотчуждаемости которой соблюдался в нотариальной практике. Нотариальные минуты, фиксирующие детский наем вообще, предусматривают следующие формы вознаграждения нанимателя: 1) сам труд (обязательное условие) и часто 2) движимое имущество несовершеннолетнего (все или часть), иногда 3) денежную компенсацию. Нотариальные минуты, касающиеся приема сирот, закрепляют за нанимателем-содержателем, кроме права пользования трудом малолетнего, также право на доходы с его недвижимого имущества и право собственности на его движимость. По достижении наймитом совершеннолетия наниматель должен был возвратить ему его земельную собственность в прежнем размере и с таким же урожаем, который был приобретен самим нанимателем при приеме малолетнего.
В роли нанимателей-содержателей сирот (preneur et gardien, baillistre) выступали чаще всего их ближайшие родственники или родственники по боковой линии. После реформы обычного права последние могли принимать к себе малолетнего только при установлении опеки (tutelle), непосредственный же прием остался привилегией родителей или других родственников по восходящей линии – ascendants, на которых, однако, тоже в той или иной мере накладывались формальные обязательства, предусмотренные римским правом для опекуна и куратора. Все это не исключало злоупотреблений и нарушения интересов малолетних, чем и был до некоторой степени продиктован переход к практике аукционов, создававших возможность выторговать для детей наиболее благоприятные условия содержания.
Участниками аукциона являлись обычно представители родственных малолетнему семей. Если был жив один из родителей, его конкурентом весьма часто оказывался шурин или деверь
[1349]. Торги в этих случаях могли носить ожесточенный характер. Когда отсутствовали оба родителя, аукцион проходил спокойнее, при конкуренции между двумя родственными семьями, а иногда и совсем без конкуренции, т. е. при наличии только одного претендента. В торгах нередко участвовали и посторонние, но их роль сводилась лишь к поднятию аукциона в интересах несовершеннолетнего. Эту роль «регуляторов» цен играли местные кюре или прокурор (procureur au siege), «друзья» и соседи, выступавшие по существу как доверенные лица той или другой стороны.
Победителем аукциона был тот, кто предлагал наибольшее вознаграждение наймиту или наименьшую компенсацию за его содержание. Поскольку размер вознаграждения зависел от размера состояния несовершеннолетнего, в самом выгодном положении оказывались наиболее состоятельные из наймитов. В этой связи автор замечает, что механизм аукциона был тем эффективнее, чем значительнее было состояние нанимаемого. Иначе говоря, наименее состоятельные, или более всего нуждавшиеся в покровительстве, получали его через аукцион как раз в наименьшей степени. В докладе так оценивается положение несовершеннолетнего «между семьей и службой»: «В лучших случаях молодые люди находили опору в среде семьи, в худших – являлись лишь служителями, нанятыми не по своей воле»
[1350]. Последнее, вероятно, в первую очередь относится к малоимущим наймитам, хотя вообще наем «в семью» был уделом не самых бедных слоев населения.
Согласно нотариальной практике, при отсутствии у несовершеннолетнего сироты недвижимого имущества (земельной собственности), договор приема в семью не заключался (кроме весьма редких случаев найма на работу только за питание и на весьма значительный срок). Сравнив документацию разного происхождения («акты гражданского состояния», церковно-приходские книги и акты найма), автор пришел к выводу, что сиротский наем касался лишь некоторых слоев населения (не более 15 % от общего числа жителей региона в конце XVI – первой половине XVII в.). Включавшееся в ряде случаев в контракты обязательство нанимателя обеспечивать посещение малолетним начальной школы (petites ecoles) может служить показателем материальной обеспеченности наймита. По этой клаузуле автор выводит процентное соотношение числа сирот, посещавших и не посещавших школу. Оно разное для разных периодов, местностей и типов поселений (город и деревня), но в целом процент посещавших школу сирот оказывается выше процента грамотных по отношению к числу неграмотных в том же регионе (между Сеной и Луарой), если судить о грамотности по наличию подписи в церковно-приходской книге. Это опять-таки признак того, что нанятые сироты не являлись представителями самых обездоленных слоев населения. Аналогичным образом расценивает автор встречающиеся в актах указания относительно необходимости предварительных вычетов из имущества нанимаемых для обеспечения их одеждой помимо той, которая на них.
Вместе с тем пребывание в статусе «между семьей и службой» обычно приводило к обнищанию несовершеннолетних. По наблюдениям автора, сыновья лиц, побывавших в системе сиротского найма, реже следуют по стопам отцов, чем племянники (типична преемственность от дядьев к племянникам). Это означает, что отцы, прошедшие через аукцион и «службу» по найму, утратили свое имущество, и их детям уже не с чем было «продаваться».
Различные степени потери имущества и разные перспективы вознаграждения за труд позволяют автору выделить среди несовершеннолетних наймитов шесть групп. Состав каждой группы выражается в процентах от общего количества нанятых: 1) 5 % наймитов не могли удержать за собой свое недвижимое имущество и лишь ι/6 из них получала компенсацию за свой труд; 2) более 19 % теряли все свое имущество и только 1/3 из них получала взамен деньги или trousseau – узел с носильными вещами (приданое); 3) 26 % теряли все свои доходы; из них 1/3 или 2/3 вознаграждались деньгами или хорошим вещевым приданным; состояние их движимого имущества было неопределенным; в этой группе встречаются наймиты, имевшие значительное наследство; 4) 17 % теряли движимость и доходы, но почти 2/3 из них получали компенсацию деньгами или носильными вещами (приданое); 5) 5 % теряли лишь движимое имущество (обычно ничем другим они и не обладали); 1/3 из них оплачивалась, но не получала вещей в приданое; 6) у 23 % отчислялась часть доходов или имущества; из них лишь 2 % вознаграждались деньгами; еще реже компенсация выражалась вещевым приданым – таких случаев приходилось менее одного на десяток; труд наймита и его пансион были тут как бы независимы друг от друга
[1351].
Таким образом, вознаграждались немногим более 30 % от общего количества наймитов, терявших имущество и доходы, целиком или частично. К тому же, денежный заработок сирот доставался, как правило, не им самим, а той семье, которая их продала с торгов.
Протоколы аукционов указывают имущество несовершеннолетнего в 81 % случаев. Когда речь идет о доходах, имеются в виду скорее всего доходы с недвижимости, хотя прямо об этом говорится менее чем в 1/3 случаев упоминания доходов. Средний годовой доход нанимаемых не превышал 50 ливров (в XVIII в.). В исключительных случаях фигурируют доходы, превосходящие 1000 ливров. При таких доходах труд уже не требовался. Ребенка охотно отправляли в среднее учебное заведение (коллеж), а его недвижимость и, возможно, движимость сохранялись за ним.
