Отвергал Юшков и возможность следовать мнению двух других немецких авторитетов, на которых отчасти опирался Павлов-Сильванский – Эйхгорна и Цепфеля, считавших иммунитет исконной принадлежностью всякого крупного землевладения
[377] (хотя и выводивших иммунитетные права из разных источников)
[378].
Юшкову казались бесплодными попытки искать корни иммунитета в эволюции какого-то одного, отдельно взятого института. Он видел в иммунитете «порождение экономического и социально-политического строя эпохи, предшествующей феодализму» (курсив мой. – С. К.), но тут же заявлял, что на происхождение и развитие иммунитета влиял «целый ряд феодальных (курсив мой. – С. К.) институтов: и патронат, и вассалитет, и бенефиций, и основные черты хозяйственно-административного строя боярщины-сеньории и т. д…»
[379] Иммунитет, по определению Юшкова, являлся «одним из основных устоев феодальной (курсив мой – С. К.) системы и одним из характернейших и необходимейших ее признаков»
[380].
Признавая иммунитет типично феодальным институтом, Юшков не порывал с Павловым-Сильванским в главном. Понимание синкретической природы иммунитета было плодотворным и открывало пути для дальнейшего, более глубокого изучения его происхождения. Вместе с тем, оставалось неясным, что представляла собой механика возникновения иммунитета в дофеодальную эпоху и под влиянием феодальных институтов типа патроната, вассалитета и т. п. Особенно туманен тезис об иммунитете как порождении дофеодальных отношений. Или это пережиток концепции Сергеевича, или тут имеется в виду факт вырастания самого феодализма, а вместе с ним и иммунитета из предшествующих им социальных отношений?
Юшков оказался первым советским автором, давшим развернутую критику теории самобытного, независимого от княжеского пожалования происхождения иммунитета в древней Руси. Согласно Юшкову, здесь «процесс сеньоризации… почти полностью протекал на почве развития княжого землевладения и обусловливался фактом передачи княжеских земель церковным учреждениям и боярству. Почти все сеньориальные права были унаследованы новыми владельцами от князя, одним словом, княжое землевладение было организующим центром феодализации, основным очагом феодальных отношений… Отсюда естественнее всего предполагать, что иммунитет был принадлежностью не всякой вотчины, не всякого крупного владения, а только того, которое было передано князем и на которое уже распространялись и осуществлялись те права, которые обеспечивались иммунитетом»
[381].
Ранний русский иммунитет Юшков практически сближал с кормлением, осмысливая его в духе Ключевского – как форму удовлетворения экономических потребностей княжеских бояр и слуг: «…Передача этих прав и обеспечение их иммунитетом первоначально обусловливалась
[382] не столько административным, сколько экономическими моментами, так как эти права – право на суд и дань – были одним из главных источников доходов с пожалованных земель, а в некоторых случаях и единственным, именно, при пожаловании административных единиц, волостей и городов. Можно, пожалуй, предполагать, что пожалование дани и суда вместе с пожалованием земли было более обычным в ΙΧ-Χ вв., нежели в XII–XIII, когда были найдены и усвоены интенсивные способы эксплоатации земли и когда было обращено больше внимания на землевладение, дававшее новые источники дохода для владельца»
[383].
Из такого понимания иммунитета, рассматриваемого в качестве права на суд и дань, не порожденного спецификой земельной собственности, вытекало предположение о весьма раннем возникновении светского иммунитета на Руси. Юшков думал, что, несмотря на отсутствие каких-либо данных относительно существования светского иммунитета в XI–XIII вв., есть основания считать вероятным наличие его в этот период: «… Поскольку процесс феодализации имел свой основной очаг в княжеской дружине, можно предполагать, что светский иммунитет хронологически предшествовал церковному. И только в XIII в. этот институт стал развиваться на почве церковного землевладения… Развитие же боярского землевладения не поспевало за развитием церковного, почему не был отражен светский иммунитет в памятниках того времени»
[384].
Ставя светский иммунитет хронологически раньше церковного, Юшков вступал в противоречие с взглядами Покровского, Преснякова и др., но представление о такой последовательности появления иммунитетов в принципе соответствовало теории Павлова-Сильванского.
«Исходными пунктами» развития церковного иммунитета на Руси Юшков считал постановления Устава Владимира, т. е. опять-таки «пожалование»
[385]. Под церковным иммунитетом автор подразумевал всякие вообще судебно-административные или финансовые права церкви, хотя он понимал, что подобные привилегии вне связи с землевладением еще не создавали полного или полноценного иммунитета. Так, по Уставу Владимира, «иммунитет, предоставленный церкви, является частичным: 1) он касался только судебной области и не говорил об освобождении от финансовой администрации князя, 2) он не носил территориально-поземельного характера»
[386].
Тенденцию недифференцированной характеристики полномочий церкви мы наблюдали уже в работах Покровского, Кулишера и др.
Нам кажется, что судебные права церкви в отношении лиц, не связанных с ней узами феодально-поземельной зависимости (например, бояр, купцов, крестьян, не живущих в пределах церковных вотчин), нельзя определять в качестве иммунитета
[387]. Юшков сознавал условность или спорность подведения этих привилегий под понятие «иммунитет», поэтому он назвал указанные привилегии «частичным» иммунитетом.
