Кроме того, «Стратегикон» рекомендует «очень просторные… верхние одеяния из войлока с широкими рукавами… и если, как это случается, пойдёт дождь или воздух станет сырым от влаги, то они, надев эти гунии [накидки] поверх панцирей и луков, смогли бы защитить своё вооружение»
[455]. Обращает на себя внимание ещё одна примечательная рекомендация: переходить от быстрой стрельбы одной-двумя стрелами к извлечению копья из-за спины, затем возвращать копьё на место и снова вынимать лук.
Вот как должны проводиться плодотворные тренировки в обращении с оружием в любую эпоху. В данном случае после начального этапа овладения оружием как таковым, самим по себе, что происходит посредством стрельбы по мишеням столько раз, сколько понадобится для того, чтобы стрелять точно (сила выстрела – другой вопрос), идёт следующий этап: научиться пользоваться оружием в бою, когда оно уже не одно, когда, кроме него, есть ещё щиты, мечи, копья или дротики. На этом этапе цель состояла в том, чтобы научиться ловко и быстро пользоваться этим снаряжением, то и дело переключаясь на работу разными видами оружия: колющего, рубящего и метательного (включая лук).
Это искусство уже ранее широко практиковалось в римской армии. У нас есть вполне достоверное свидетельство, изложенное в знаменитой надписи, в которой сохранились резкие слова, произнесённые в 128 г. совершавшим поездку императором Адрианом (117–138 гг.) перед бойцами смешанной конно-пехотной VI Коммагенской когорты (Cohors VI Commagenorum, из Коммагены в нынешней юго-восточной Турции). Они только что исполнили упражнение по переключению с одного вида оружия на другой; но, к несчастью для них, это произошло сразу после виртуозного выступления гораздо более элитного, чисто конного подразделения, Первой Паннонской алы (Ala I Pannoniorum):
[Смешанное подразделение] едва ли может угодить даже само по себе, но ещё труднее для него не ударить в грязь лицом после упражнений, исполненных воинами из состава алы. Площадки для выступлений другие; число метателей дротиков другое; чёткие повороты в быстрой последовательности; кантабрийский галоп в тесном ряду [виртуозные достижения, только что продемонстрированные алой]… а стати и качество [ваших] лошадей, тренированность и состояние вооружения отвечает [вашему более низкому] уровню оплаты. Но моего негодования вам удалось избежать благодаря [вашему] рвению… в бойком исполнении своих обязанностей. Кроме того, вы пускали камни из пращей и применяли другое метательное оружие… Отеческая забота [вашего командира] Катуллина… явствует из того, что такие люди, как вы, служите под его начальством…
[456]
Для римлян, веривших в уничтожение врага (что было недостаточно мудро и мешало признать преимущества покорения противника), тяжёлая пехота, обученная рубить, колоть и осаждать, была важнейшим видом войск, потому что она лучше могла достичь решающих результатов.
Напротив, на протяжении почти всей своей истории и уж точно во время написания «Стратегикона» византийцы полагали, что нужно сдерживать врагов, а не уничтожать их – возможных завтрашних союзников. Поэтому конница для них была более важным видом войск, ибо сражения с её участием не должны были быть решающими: они могли завершиться быстрым отступлением или осторожным преследованием, вследствие чего обе стороны не понесли бы слишком тяжкого ущерба. И всё же даже в эпоху расцвета конницы нужно было и некоторое количество пехоты – и тяжёлой, и лёгкой. Поэтому в «Стратегиконе» даются советы относительно тренировки обоих видов пехоты, причём отмечается, что этот предмет долго пребывал в пренебрежении.
Под заглавием «Чему нужно обучать одиночных скутатов [тяжеловооружённых пехотинцев]» сказано всего несколько слов:
[Их нужно обучать] единоборству друг против друга с использованием щитов и пало, метанию на расстояние берит [дротиков] и применению марсобарбулов [дротиков со свинцовыми наконечниками]
[457].
Есть также советы относительно того, «чему нужно обучать псилов или лучников»:
…Скоростной стрельбе по вертикальному копью как по ромейскому, так и по персидскому способу; скоростной стрельбе со щитом, метанию на расстояние берит и стрельбе из пращей; прыжкам и бегу
[458].
Снаряжение, указанное в «Стратегиконе» для каждого вида пехоты, красноречиво говорит о её характере: это панцири по крайней мере для двух первых шеренг тяжёлой пехоты, чтобы и первая шеренга, и следующая за ней были защищены от вражеских стрел; рубящее оружие (или палицы); шлемы с нащёчниками для всех; железные или деревянные поножи для защиты ног ниже колен, а также щиты, тип которых не уточняется, но больших размеров (кроме того, упоминаются малые щиты, или «мишени»). Исчерпывающее, хотя и не слишком вдохновляющее современное исследование содержит длинный перечень различных видов снаряжения – или, возможно, лишь названий видов снаряжения; и хотя иллюстрации там есть, их связь с названиями не назовёшь бесспорной
[459].
Несомненно следующее: задача тяжеловооруженной пехоты в то время и ещё в течение нескольких веков (а на деле – до внедрения огнестрельного оружия) состояла в том, чтобы захватить позицию и удержать её. От неё не следовало ожидать ни особой подвижности, ни ливня метательных снарядов и стрел, превышающего пределы досягаемости камнемётных пращей, метательных копий и дротиков, в том числе со свинцовыми наконечниками.
Перечень разновидностей длинного оружия начинается в «Стратегиконе» с колющей пики (лат. contus, греч. контос) для конников, хотя они должны быть и у пехотинцев, чтобы сдерживать натиск атакующей конницы. Далее, было много названий для лёгких метательных копий или дротиков различного происхождения и вида: моноконтии, зивинны, миссибилии или классические аконтии
[460]; как бы они ни назывались, они были особенно важны для легковооружённых пехотинцев, которые по тем или иным причинам не могли пользоваться луками.
