Во время встречи посольства от врагов следует особо выделить их предводителей и проявить к ним дружелюбие, когда они прибудут, чтобы вызвать у остальных врагов подозрение к ним
[493].
А также:
Раздоры и подозрения среди врагов возникнут тогда, когда не будут сожжены или разграблены только те поселения, которые принадлежат самым знатным из них
[494].
Византийский стиль войны: «реляционный манёвр»
Под заглавием «Какими принципами должен озаботиться стратиг до начала войны» «Стратегикон» даёт в начале книги VII такой отличный совет: «Мудрый стратиг – это тот, кто ещё до начала военных действий тщательно изучит всё, чем располагает противник, и, с одной стороны, защитит себя от его преимуществ, а с другой стороны, обратит в свою пользу его слабости»
[495].
Таково предварительное условие «реляционного манёвра», то есть целого стиля ведения войны, относящегося совсем к иному порядку, чем любое число простых стратегем; он представляет собою одно из характерных различий между римским и византийским стилями ведения войны, как уже отмечалось ранее: “un tournant important qui conduit de la guerre de conquete romaine vers la guerilla Byzantine”
[496] – хотя использование слова «герилья» в данном случае является упрощением, потому что для византийцев она была лишь одним из способов ведения войны в числе прочих.
Если «реляционный манёвр» осуществляется успешно, он изменяет существующий баланс военных сил, позволяя уклониться от сильных сторон врага и использовать его слабые стороны. В лобовой битве на уничтожение 3000 бойцов с тем же уровнем подготовки, скорее всего, одолеют 1000 вражеских бойцов, если тому не воспрепятствуют чрезвычайные обстоятельства. Но если применять реляционные оперативные методы, вполне может статься, что 1000 бойцов разгромят 3000. Или же, если численность одинакова, 1000 бойцов могут одолеть 1000, но с гораздо меньшими потерями, или же израсходовав гораздо меньше ресурсов, или же добившись преимущества и в том, и в другом отношении.
Так зачем же вообще кому-либо сражаться как-либо иначе?
Первая причина такова: чтобы вскрыть сильные стороны врага, которых следует избегать, и его слабые стороны, которыми можно воспользоваться, нужно прежде всего понимать самого врага, а это требует усилий интеллектуальных, а также и эмоциональных, необходимых для того, чтобы справиться с ненавистью, ибо никакое глубокое понимание невозможно без вчувствования
[497].
Возможно, византийцы тоже ненавидели своих врагов – но, видимо, недостаточно для того, чтобы это помешало им понять их характерные свойства, как мы увидим ниже.
У могущественных и невежественных, даже если они не ослеплены ненавистью, может просто отсутствовать элементарное любопытство, необходимое для того, чтобы изучать врага. Действительно, превосходящее могущество обычно приводит к невежеству, поскольку из-за него начинает казаться, что изучать презренных и нижестоящих ни к чему Одно это объясняет множество неприятных сюрпризов на войне: начиная с происшедшего в 9 г. уничтожения XVII, XVIII и XIX легионов Публия Квинтилия Вара, при том что Арминий, его херуски и все другие германские племена казались вполне лояльными, полностью подчинёнными или по крайней мере неспособными нанести поражение огромной объединенной силе целых трёх легионов, и до многих современных катастрофических поражений. Наполеон, в 1812 г. роковым образом недооценивший русскую армию, состоявшую, по его мнению, из неграмотных крепостных и пьяных офицеров (а ведь именно она непоправимо прервала величественную цепь его побед!), не обратил внимания на поражение его предшественника, также великого победителя, шведского короля Карла XII, наголову разбитого русскими новобранцами-мужланами под Полтавой в 1709 г., а ошибку Наполеона, в свою очередь, повторил в ещё больших масштабах Гитлер, когда в 1941 г. решил уничтожить сталинские армии, состоящие из «расово неполноценных недочеловеков».
Римляне не были расистами – скорее, они были «культуралистами», если это слово здесь уместно; но они были просто слишком могущественны для того, чтобы интересоваться банальной жизнью не-римлян. Поэтому, несмотря на знаменательное исключение, а именно «Германию» Корнелия Тацита (которая, впрочем, всё равно была малоизвестна), римляне не следовали этнографической традиции греков, воплощённой у Геродота, и полагались они на «Географию» грека Птолемея (83—161 гг.), если вообще хоть сколько-нибудь интересовались этим. Как бы то ни было, в этом отношении современные властители Америки – настоящие римляне: у них тоже начисто отсутствует любопытство по отношению к иностранным народам, а значит, и знание о них. Мир убедился в этом в 2003 г., когда они решили уничтожить диктаторский режим Саддама Хусейна, исходя из предпосылки, что население Ирака готово принять демократическое правительство.
Византийцы были совсем иными: их сочинения говорят о наличии живого любопытства по отношению к культуре и жизни иноземных народов, не сводящегося к разведывательным сведениям об их правлении и военных качествах: раннюю историю и культуру многих наций, включая болгар, хорватов, чехов или моравов, венгров и сербов, можно реконструировать только по их текстам
[498].
В доказательство центрального положения, отводимого «реляционному манёвру» в рекомендуемом им стиле войны, автор «Стратегикона» целиком посвящает XI книгу своего сочинения военной этнографии различных народов, а это существенно необходимая предпосылка для того, чтобы разработать оперативные методы, рассчитанные на специфического врага. Кроме того, автор не ограничивается техническими подробностями: там есть и психология, и социология в придачу к сведениям о специфике оружия врага, его тактики и обычного поведения на поле боя
[499].
