Мусульмане были особо опасны в силу преданности своей идеологии, что в нашем тексте полностью признаётся. Но всё далеко не так просто: даже если преданность идеологии вполне искренна, условия джихада предоставляют возможность добиться своей цели и бедным воинам, участвующим в нём с целью обогащения: «Они идут на военную службу не по призывному списку: каждый приходит по своей воле и со всем своим семейством. Богатые считают достаточным вознаграждением смерть в борьбе за свой народ, бедные же приходят ради военной добычи. Их соплеменники, мужчины и особенно женщины, обеспечивают их оружием, словно участвуя вместе с ними в походе». Лев, несомненно, восхищён ими: саму эту религию он презирает, но уважает вдохновляемый ею военный альтруизм
[521].
Лев начинает расходиться со «Стратегиконом» почти с самого начала: за общим призывом обеспечивать поставки оружия согласно регламенту идёт следующее: «Особенно уверься в том, что у тебя много луков и стрел. Ибо лук и стрелы – успешное оружие против сарацин и курдов, полагающих всю свою надежду на победу именно на луки и стрелы».
Это было верно в отношении курдов, выступавших как конные лучники, и в отношении тюрок, численность которых всё более возрастала, но не в отношении нерегулярной бедуинской конницы или дайламитов, сражавшихся пешими, с дротиками и мечами.
Далее следует вполне здравый тактический совет:
…против самих лучников, беззащитных в момент выстрела, и против лошадей их конницы стрелы, выпущенные нашими войсками, весьма действенны… когда кони, столь высоко у них ценимые, гибнут под непрерывным градом стрел, боевой дух сарацин, так рьяно рвавшихся в битву, совершенно падает.
Для воинов великих травянистых степных равнин, имевших обычно с десяток лошадей для самих себя и для своих семей и державших запасных лошадей стреноженными поблизости от места боя, убитая лошадь была дополнительным мясом для варки; но не так обстояло дело для всадников из пустынных земель, где каждую лошадь нужно было буквально кормить из рук в самые сухие месяцы: их взгляд на поедание конины соответствовал взгляду обычного английского любителя лошадей; кроме того, у них лишь изредка были под рукой сменные лошади, как это часто бывало в византийской коннице. Вот почему было столь целесообразно метиться в лошадей.
Была и идеологически слабая сторона, остающаяся предельно важной вплоть до нынешних дней: поскольку мусульмане «идут на войну не из-за рабства и не в силу военной обязанности», а скорее ради своей веры, в случае поражения «они думают, что Бог стал их врагом, и не могут этого перенести» – отсюда глубокая травма, оставшаяся у нынешних мусульман вследствие поражений, нанесённых им христианами и евреями, а также всеобщая мобилизация, воспоследовавшая за мнимой победой над советским врагом в Афганистане.
Разделавшись с этим, в XVIII Конституции автор переходит к тактике, к необходимости походных лагерей и к различным способам преследования; в этом разделе упоминаются тюрки, то есть недавно появившиеся в поле зрения мадьяры. Это приводит к любопытному отступлению:
Когда болгары презрели мирный договор и прошли через Фракию (ок. 894 г.)… Справедливость преследовала их за нарушение клятвы… Поскольку наши войска были заняты войной с сарацинами, Провидение направило мадьяр, чтобы они вместо ромеев вели войну против болгар.
В данном случае Провидению помогли византийцы:
Флот василевса… перевёз их через Дунай… и они, словно императорские палачи, раскрошили их [болгар], <…> так что христиане-ромеи могли не осквернять себя пролитой кровью христиан-болгар [мадьяры ещё были язычниками].
Далее следует отзвук книги XI «Стратегикона» о военных обычаях «скифов», то есть конных лучников-степняков, франков и ломбардов, а также славян, после чего речь заходит о «народе сарацин, беспокоящем ныне нашу ромейскую державу».
В форме сокращённой истории в тексте повествуется о том, что прежде арабы были рассеяны по Сирии и Палестине, но:
…когда Мухаммад учредил их суеверие, они завладели этими провинциями силою оружия… они захватили Месопотамию, Египет и другие страны в то время, когда опустошение ромейских земель персами позволило им занять эти страны.
Затем идёт речь о военных обычаях и методах:
Они пользуются для перевозки грузов не повозками, а верблюдами, а также [другими] вьючными животными, ослами и мулами. В боевых построениях они применяют барабаны и цимбалы, к которым привыкли их лошади. Этот грохот и шум приводит в смятение лошадей врага, обращая их в бегство. Кроме того, вид верблюдов мог испугать и привести в смятение лошадей, к ним не привыкших…
Это, несомненно, полезные сведения: лошадей можно было соответствующим образом натренировать – что, конечно, и делалось.
Ещё одно полезное замечание: они «боятся ночной битвы и всего, что с ней связано, особенно если проходят по чужой для них стране». Конечно, все тонко чувствующие бойцы опасаются дополнительных опасностей ночной битвы, потому что исход битвы непредвиден даже при дневном свете; но Лев, несомненно, сознавал, что в данном случае речь идёт об особой неохоте вступать в ночное сражение.
Это без труда объясняется составом мусульманских войск: они комплектовались добровольцами из разных стран, гораздо менее единообразными, чем византийцы, и не прошедшими одинаковой тренировки, а потому не столь способными к спонтанным координированным действиям, происходящим (буквально) в темноте.
Когда речь заходит о специфике стратегии на уровне театра военных действий, никаких разговоров о перепевах или подражаниях быть не может. Автор описывает ежегодную мобилизацию воинов джихада, соответствующую призывам приграничных военных магнатов и воинственных проповедников, – когда они уходят, возобновляются обычные грабительские набеги: «Они чувствуют себя превосходно… в тёплые времена года, набирая войска, особенно летом, когда они объединяются с жителями Тарса в Киликии и выступают в поход. В другие времена года только люди из Тарса, Аданы и прочих киликийских городов выходили в набеги против ромеев»
[522]. Главное средство совладать с этим – опережающий удар:
…необходимо напасть на них, когда они только начинают набег, особенно зимой [т. е. предотвращая грабительские набеги]. Этого можно добиться, если [наши] войска остаются вне поля видимости… Если наши заметят их выступление, они могут атаковать их и таким образом истребить. [Мы также можем напасть], когда все наши войска собрались одновременно в значительных количествах, полностью экипированные для битвы.
